Дом встретил привычными запахами, уютом и самое главное, теплом. Я сняла шубу и, подойдя к окну, припала руками к горячей батарее.
Мама отводила глаза, как и я сама. Четко видела, как она нервничала, не зная, куда пристроить взгляд. Клянусь, если бы не плачевное состояние бабушки, я бы была счастлива от подобных изменений. Я даже в мечтах не могла такого представить.
— Ты как, в порядке? С Варей точно всё хорошо? — присела на стул мама, поправляя волосы. Как всегда, спина ровная, волосы ухоженные, одежда в идеальном состоянии. Только уставшая сильно и темные круги под глазами.
— Варя в порядке, а вот я… — подошла к ней и присела на корточки, доверчиво заглядывая в родные глаза. — Мам, прости меня, пожалуйста. Ты была права: Игнат не тот, за кого себя выдавал. Всё это время он пользовался мной, как мог, а я, дура, слепо верила в его любовь. Я готова была ради него на всё, чтобы не сказал, чтобы не попросил — всё выполняла. Даже когда влез в долги, проиграв нашу квартиру — и то смирилась, потому что до последнего считала нас семьей.
— Дана, какая семья? — вскочила на ноги мама. — Вот тварь. Я знала, чувствовала, что этим всё кончится. Не зря его жена бросила. Сколько раз я предупреждала тебя? Миллион. Квартиру просила оформить на тебя. Меня кто-то послушал? Нет! Ты всегда видела во мне врага, всегда пыталась идти против. Сделать по-своему. Подожди… — всплеснула руками, рухнув обратно на стульчик. — Что ты сказала? Он проиграл квартиру?
Я судорожно сглотнула. Ну вот, сейчас начнется.
— Будь он проклят! Пускай Бог накажет его. Разве можно сваливать свои проблемы на плечи женщины? Ой сволочь… Даже я такого не могла предположить. И что теперь? Варя с Тоней осталась?
Пришлось рассказать, начиная с того злополучного вечера, когда застала нашу квартиру в полуразрушенном состоянии. Говорила, как было, ничего не тая, так как на кон было поставлено не только доверие родителей, но и наше общее будущее. Мама, конечно же, охала и ахала, и периодически смотрела на меня с осуждением.
Ну что же… Это она ещё хорошо держалась. Я и сама понимала, во что вляпалась. Нужно было сразу идти в милицию или же ехать к родителям. Но кто ж знал, что так будет. Мне советовали держаться от родных подальше, а оно вон как получилось.
— Теперь понятно, почему ты не отвечала на телефонные звонки, — резюмировала мама, тяжко вздыхая. — Я много раз звонила тебе, а ты не отвечала. Если бы ты только знала, как я злилась тогда. Эти нелюди вторглись в наш дом вечером, когда мы садились ужинать и давай тут всё крушить. Игоря ударили, твари. И знали куда бить, в живот так засадили, что твой отец сполз по стенке. Маму довели до инсульта, и всё грозились сровнять дом с землей, если мы не скажем, куда вы с Игнатом запропастились.
— Нужно было обратиться в милицию, — посоветовала я виновато. Ага. Я ж теперь умная, прозрела наконец-то.
— Какой там, — отмахнулась мама. — Нас сразу предупредили, что если надумаем туда рыпаться, то жестоко поплатимся. Думаешь, мы не собиралась? Отец в ту же ночь хотел написать заявление, только страшно стало. А потом ещё и бабушке стало плохо. Больница, уколы, капельница, ты не выходила на связь. Чего только не передумали. Ох, дочка, лучше бы ты сразу позвонила. Смотри, и сама через что только не прошла, и нас заставила понервничать.
Я опустила голову. Легко сказать «лучше бы». Это сейчас я поумнела и то, боялась завтрашнего дня. А на тот момент я была сильно напугана и ни черта толком не понимала.
— Знаю, я порой перегибала палку, — продолжила сокрушаться мама, ещё больше давя на совесть. — Не верила в тебя, была чересчур требовательной, строгой. Всё хотела воспитать вундеркинда, — улыбнулась горько, рассматривая свой маникюр. — Думала, что став идеальной во всех смыслах, тебе будет легче жить. Настроили мы с отцом планов, а судьба-насмешница решила иначе. И кто виноват — теперь уже не имеет значения. Все отличились, чего уж там. Теперь вот пожинаем плоды. Но за это время я поняла одну вещь: ты у меня единственная дочь и я сильно давила на тебя, диктуя, как нужно жить. Все твои ошибки — это на самом деле мои ошибки. Это я их допускала, держа тебя в ежовых рукавицах. Я никогда не была тебе другом. Никогда не знала твоих тайн, мечтаний. Меня волновало только одно — желание испытывать гордость. Когда вырастишь, когда будешь на хорошей должности, когда выйдешь замуж на достойного мужчину. Больше меня ничего не заботило. Я обижалась на тебя, злилась, всё пыталась контролировать, но когда поняла, что с тобой и Варей может что-то случиться, что я вообще могу не увидеть вас живыми… Дан… Я многое переосмыслила. Да я за эту неделю едва не загремела в палату к матери, не зная, что с тобой случилось. Ещё и письмо то… Написала в сердцах, а потом поедала себя. Прости меня, дочунь. Видит бог, не такой судьбы я для тебя хотела.