Диаметрально противоположные концепции выдвигались в церковной и зарубежной историографии позднесоветского периода. В этих работах выдвигается мысль о предательстве обновленческой иерархией канонического церковного руководства и заинтересованности государственной власти в распространении обновленчества. Наиболее известен труд, авторство которого оспаривали А.И. Кузнецов и епископ Сергий (Ларин), бывший обновленец[11]
. В работе выдвигается положение о важной роли лидера северокавказских обновленцев митрополита Василия Кожина в обновленческой иерархии 40-х гг. XX в. Церковный документовед М.Е. Губонин на основании документов личного архива оставил труды, в которых пытался показать, кроме раскрытия основных вопросов, и святость подвижников 20-30-х гг. XX в.[12] В публикациях протоиерея В. Борового, И. Глухова и И. Шабатина раскрывается мысль об обновленчестве как политике захвата церковной власти и новом богословском взгляде на социальные революции, не противоречащем христианству[13]. Священник А. Докукин отстаивал идею о нововведениях в Ставропольской епархии в начале XX в. как миссионерских шагах архиепископа Агафодора[14].Труды представителей русской эмиграции профессора С.В. Троицкого и священника М. Польского построены по принципу симбиоза исторического исследования с личными воспоминаниями[15]
. Вопрос антирелигиозной политики советской власти исследовали историки-эмигранты А.А. Боголепов, Г. Граббе, К. Криптон, Л. Регельсон и Р. Реслер[16]. А.Э. Левитин-Краснов и В. Шавров в своих работах представляли обновленчество как ошибку части православного духовенства, приведшую к расколу[17]. Немецкие исследователи Г. Штриккер и Ю. Шерер полагали, что обновленчество – это естественный процесс развития в рамках философской мысли христианско-социалистических идей, характерный в первой половине XX в. для большинства стран Европы[18]. Идеи христианских социалистов смогли получить свое воплощение только в рамках создания параллельной иерархии и отдельной религиозной организации в 20-е гг. XX в. Немецкий историк И. Хризостомус считал, что обновленчество – это одно из проявлений кризиса православия в России[19].Труды дореволюционного и советского периодов крайне редко обращались к региональному аспекту распространения обновленчества. Ставрополье и Терек в этих работах практически не затронуты. Переходом
В 1990-е гг. актуализировалась проблема взаимоотношений государственной власти и Православной Церкви, что нашло отражение в исследованиях этого периода. Проблема обновленчества в них рассматривается в контексте этих отношений. С.Л. Фирсов выдвигал положение об обновленчестве как результате несостоятельности религиозной политики советской власти в 20-30-е гг. XX в. [22]
В.А. Алексеев и О.Ю. Васильева полагали, что обновленчество – прямой результат вмешательства органов ГПУ[23] в религиозную политику и внутрицерковную жизнь. М.И. Одинцов разработал положение о поэтапной смене моделей взаимоотношений Церкви и государства: самодержавной, либеральной и социалистической. Органы советской власти были заинтересованы в ускорении смены моделей и создании «советской церкви»[24].Исследователь М.В. Шкаровский рассматривал обновленческое движение как неотъемлемую часть церковного реформаторства второй половины XIX–XX вв. Он полагал, что обновленческий раскол стал результатом оттеснения реформаторов церковными приспособленцами. Обновленческое движение он сравнивал с автокефалистскими течениями поместных Православных Церквей[25]
. Он указывал, что во время оккупации части Северного Кавказа гитлеровскими захватчиками обновленческое духовенство лишилось своего руководства и было вынуждено, скрывая свою юрисдикционную принадлежность, перейти на акефальное положение.