Читаем Обо мне и всем воображаемом полностью

Как я собиралась! Купила складные стулья, нашла где-то походный столик, чуть не отдалась за него в рабство, но обошлось. А как упаковывала вещи. Эти люди, которые запихивают кораблики в бутылки, – просто щенки. Я запихнула подушку в карман штанов. Потому что сказали: вещей брать минимум, но ничего не забыть. Не забыла даже зубочистки.


Поехали сначала вдвоем: я и… ну в общем, что говорить – уже никто. Потом подхватили его друга детства, – Кольку. Должна была еще какая-то девочка ехать, но передумала. Ладно. Дорога так себе: последний час – по колдобинам, по камышам. Заблудились, нашлись. Машина заглохла, поехала. Ладно. Добрались. Озеро некрасивое – тоже ладно, зато тихое. Все раскладывают снасти, я уже в купальничке – бегу. И тут:


– Маша, ты куда? Здесь же не купаются, ил по колено.


Как это описать? Представьте, вы на бесплатной дегустации в ресторане «Мишлен». Пришли и вдруг вспомнили: у вас же челюсть сломана, и уже два месяца вы питаетесь через трубочку.


Я сделала вид, что просто очень нравится гулять именно на этой травке – за ней сюда и ехала. Потом пошел ужасный ливень, и моих слез стало вообще не видно. Потом дождь стих, мне настала пора резать салаты, мыть посуду, смотреть на драку местных и отмывать собаку от ила (она рискнула).


Утром начался чемпионат по рыбной ловле со спиннингом: как выяснилось, на него мы и ехали. К обеду в моей палатке появились караси. Они дрыгались, заглядывали жалобно в глаза, я отсекала им головы походным ножичком. Не вымещала обиду, просто всем, кроме меня, хотелось уху. Я смотрела на этих карасей и думала: вот вы плавали, сколько хотели, а счастья-то в жизни все равно нет.


К вечеру засобирались обратно. Колька присоединился к какой-то веселой компании и решил с ними заскочить на другое озеро, искупаться. Я и уже никто приняли коллегиальное решение ехать домой. При этом я все время молчала: просто перед глазами все время стояли эти бедные караси, и было ужасно грустно.


Платье-психотерапия


Если вы думали, что тягу к вязанию выдают вместе с первой пенсией, то нет. Я всегда ненавидела образцовую советскую школу, ведь она научила мою маму любить спицы. По семейной легенде, я еще не родилась, а у меня уже появились вязаные колготочки. Даже ноги чешутся от воспоминаний.


Я не то, чтобы очень против такой одежды. Это вполне приемлемое наказание за массовые вивисекции или поджоги жилых кварталов. Но я не мучала даже гусениц. Я не сожгла ни одной тополиный пушинки. И все равно носила вязаные колготки.


Зато никогда не боялась заболеть. Фраза «оденься потеплее» звучала не страшнее, чем «давай-ка закапаем нос стаканом чеснока».


В 90-е на российских прядильных фабриках произошли реорганизации, уволили всех людей с садитскими наклонностями. Это моя версия. Но как-то же объясняется, что вместо колючей изуверской пряжи появилась мягкая. Жить стало легче, но боязнь вязаного все равно осталась. А у мамы осталось ее хобби.


Мама вяжет до сих пор и исключительно для меня. Говорит, что на себя вязать сложнее. Однажды мне удалось переориентировать ее на коврики. Это продолжалось пару месяцев. Потом выяснилось, что пол в квартире слишком конечен.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза