Обо всем по порядку: Репортаж о репортаже

Виктор Федорович Асаулов пришел к нам выпускни­ком журфака Минского университета мало что умея. Мне нравилось, что он, чувствуя себя подмастерьем, не унывал, исписывал страниц вдвое больше, чем требова­лось, не вылезал из командировок и на первых порах рассказывал об увиденном интереснее, чем писал. Про­изошло то, что и должно было произойти. Сделался знатоком и нашел себя как журналист. В нем, общитель­ном одессите, бьется жилка предприимчивости: он стал инициатором создания первой лиги, реформ во второй, придумывал призы и турниры, его избрали председате­лем федерации футбола профсоюзов, и федерация эта, как мне кажется, по части выдумок превосходила всесо­юзную. Имея уйму знакомств, не потонул в них, верен своей воинственной честности. Его попечением в городе Славянске одной из улиц присвоили название — журна­листа Мержанова. А он с Мартыном Ивановичем не работал, знал о нем по нашим рассказам.

Юрий Борисович Цыбанев — самый молодой из нас. Окончил журналистский факультет Института международных отношений, имел, как я могу пред­положить, выбор, но заартачился и пожелал работать в нашей редакции, послушный зову симпатии к фут­болу и хоккею, приобретенной в мальчишестве. Его прислали стажером. Я предполагал, что придется по­возиться, а он с «пробного» материала заявил о себе как журналист с собственным видением, с оригиналь­ной манерой письма. Надобность в стажерстве отпала. Он из тех, застенчивых, не слишком с виду боевых, кто за пишущей машинкой преображается. Его не со­бьешь, не переубедишь, да и не надо: глаз примет­ливый, вкус тонкий, от правды не отступит. Его истол­кования игры филигранны, с множеством попутных находок, сливаются в панораму вполне реальную, с от­тенком театральности. Если Цыбанев стряхнет с себя покорность репортерской судьбе и напишет книгу о том, каким он видит хоккей и его людей, то это будет оригинальная книга.

Никто не поверит, что мы не видели слабостей друг в друге. Но то ли привалило счастье сочетания, то ли сама работа в крошечной редакции нас держала в тис­ках взаимных обязательств, как бы то ни было, труд­ностей внутри мы не испытывали, все были на месте. Даже если бы кто-то один оказался чужеродным, нача­лась бы вибрация, и кто знает, как это отразилось бы на издании.

Удивительно, но игра, занимающая не на шутку миллионы людей, застряла на низеньком уровне спе­циальной технологии, элементарного «футболоведения». Печатных строк ей отводится несчетное коли­чество, а тратятся они преимущественно на чертежный разбор разыгранного вчера вечером на зеленом листе поля, на школьные нравоучения вслед ошибочным действиям мастеров, на высокопарные призывы и бес­пощадные разносы. Эта смесь вторжений, методиче­ских и грубо эмоциональных, создает вокруг футбола бурление кипятка, скрежет рассерженных циркулей, рейсфедеров и указок. Возможно, эта горячая смесь полезно понукает и страшит. Но далеко не все объ­ясняет.

Думаю, что ни одна другая из известных, признан­ных профессий не смогла бы благополучно существо­вать в подобной атмосфере, она бы воспротивилась, восстала, да и здравый смысл подсказал бы, что надо угомониться, оставить эту профессию в покое, чтобы в ней воцарилась деловая обстановка. Футбольная профессия все это привычно, покорно терпит.

Почему же терпит? Уязвимость футбола — в види­мой простоте успеха. Что требуется? Сущая безделица: один меткий, сильный удар по мячу, после которого всколыхнется сетка ворот, и толпа на стадионе и у те­левизоров зайдется в ликовании. Все остальное, творя­щееся на поле на протяжении полутора часов, легко может показаться тратой времени, длинной чередой несуразных оплошностей, бесполезной беготней. Еще в сороковые годы легендарный радиорепортер Вадим Синявский повторял свое знаменитое: «Будет ли кто- нибудь бить?» Это его восклицание неспроста просла­вилось и запомнилось — в нем сжаты нетерпеливые чаяния.

Особенно настаивают на облегченном представле­нии о футболе люди, от которых он зависим. Им невдомек, да и нет ни времени, ни желания вникнуть, разобраться, постичь. Они-то и задают тон в грубом начальственном понукании, а им услужливо вторят те, что «пониже». Докатывается этот вал и до не­которых тренеров, и до некоторых репортеров. И гре­мит во вред.