Обойма с икрой

— А ты откуда знаешь, что не погнали? Может, он за соседней стенкой сидит? — и Николай для наглядности даже постучал тяжелым кулаком по стене.

Павел с Михаилом невольно посмотрели туда же.

— Если бы какие-то терки у Ашота с полицией или чиновничьей братией начались, это бы уже давно известно было. И нас бы с бухты-барахты не дергали.

— А может быть… — начал было Павел, но Михаил устало перебил его:

— Что толку гадать — может быть, не может… Говорить надо прямо, тогда все ясно станет. Только что-то никто не торопится…

— Да что ж они там, измором, что ли, нас взять решили? — не выдержал Николай.

Рывком поднявшись с лавки, он, громыхая ботинками, прошел к металлической двери и принялся дубасить в нее кулаком. Никакой реакции не последовало. Рыжов приложился к замочной скважине и заорал:

— Эй! Долго нас тут мариновать будут?

Ответа не было.

— Пожрать-то хоть дайте, эй! — Николай слишком сильно ударил по двери, отбил руку и стал стучать ногами. Грохот разносился по всему коридору.

— Уймись ты! — недовольно сказал Михаил. — Все равно это ничего не даст. Держать будут столько, сколько решили. Так что наберемся терпения и ждем!

И он, прикрыв глаза, погрузился в дрему. Из всех троих Николай был наделен терпением в наименьшей степени. Поэтому он еще некоторое время колошматил ботинком в дверь, пока ему не надоело. Тогда он, ворча, вернулся к лавке и уселся на нее, с мрачным видом глядя перед собой.

Продержали их в этой комнате долго, несколько часов. За все это время никто к ним не пришел, никто никуда не вызвал, и даже поесть никто не принес — даже куска хлеба. Окна в комнате не было, так что определить, наступил ли рассвет и вообще какое сейчас время суток, представлялось невозможным. Однако дал знать о себе холод, откуда-то проникавший в помещение. Николай, задремавший было в полусидячем положении на лавке, зашевелился, просыпаясь. Сел, поеживаясь и протирая глаза. Сильно расстроенный Павел, кажется, так и не сомкнул глаз, а Михаила отличала одна особенность: он всегда с необычайной легкостью как впадал в сон, так и выходил из него. Вот и сейчас, потревоженный движениями Николая, он раскрыл глаза и обвел комнату взглядом, в котором не было и намека на сон.

— Пытку голодом, что ли, придумали? — пробурчал спросонья Рыжов.

— Ага, — бесстрастно добавил Михаил. — А также жаждой и лишением социальных контактов. Только не говори «Че-го?» — с усмешкой сказал он.

Быстро сбросил длинные ноги со скамьи и встал, потягиваясь и принимаясь делать наклоны и приседания, чтобы скорее согреться. В это самое время за дверью послышался скрежет, напоминавший звук вставляемого в замочную скважину ключа. Михаил моментально выпрямился, Павел тоже весь подтянулся на лавке, а Николай стал еще угрюмее.

Открылась дверь, и в ней показался… участковый Круглов. Он спокойно прошел и присел на лавку между Павлом и Николаем. Выражение лица у него было благодушным, словно он пришел в гости проведать своих хороших знакомых.

— Как ночка? — спросил словно бы между делом.

Все молчали. Круглов усмехнулся в усы.

— Да, в казенных стенах спать плохо, — будто отвечая сам себе, заметил он, качая головой.

— Слушай, Андреич! — обратился к нему Михаил. — Давай начистоту. Тебе что надо? Ты говори прямо, мы ж понимаем, что ты не нашим самочувствием пришел поинтересоваться.

Круглов обвел всех троих неторопливым взглядом.

— Понимаете, — со вздохом проговорил он. — Ни хрена вы, ребята, не понимаете!

Во взгляде его было что-то странное, похожее одновременно на досаду и тоску.

— Так ты объясни, поймем, — чуть удивленно предложил Михаил.

Круглов поудобнее устроился на лавке и снова вздохнул.

— Что ты охаешь, как старая бабка! — попенял ему Рыжов. — Есть дело — говори!

— Вам, ребята, сложно понять мое положение, — начал участковый. — Вы народ свободный, начальства над вами нет. Ни с какой бюрократией не сталкиваетесь, сами себе хозяева… На моторке прикаспийские просторы рассекаете, природой любуетесь…

— Так, у нас не жизнь, а малина, мы поняли! — перебил собеседника Михаил. — Дальше!

— Ты старших не перебивай, Миша, — придал голосу строгие нотки Круглов, однако все трое уловили в нем унылые интонации. Участковый явно пытался сейчас показаться перед ними своим парнем, оказавшимся в еще более тяжелом положении, чем они сами. — Вот что, ребята, я вам хочу пояснить, чтобы вы уразумели. Я человек маленький, подневольный. Мне что начальство прикажет, то я и делаю. Тем более времена сейчас настали такие, что не приведи Господи! Сплошная коррупция и показуха!

— Ты еще перекрестись! — посоветовал Николай. — Чего прибедняешься-то? Песни какие-то жалистные поешь! Ты к чему клонишь?

Круглов пожевал губами и сказал:

— К тому, что в последнее время вопрос о спасении рыб осетровых пород прямо костью в горле стоит. Лично президент этим вопросом озаботился, вот так-то! Лично организовал, лично первого осетра в воду опустил и даже поцеловал, если вы не в курсе. Благословил, так сказать.

— Ну а мы здесь при чем? — насмешливо спросил Михаил. — Сам говоришь, мы люди маленькие. Куда нам до президента!