Обойтись без Бога. Лев Толстой с точки зрения российского права

Когда сделка по продаже имения была уже в стадии завершения, вездесущая Наталья Карякина ухитрилась в неё вмешаться. Она в буквальном смысле слова забросала все возможные инстанции жалобами и потребовала через суд признания договора купли-продажи Пирогово недействительным (основания были!). После кончины самого Николая Ильича Толстого она обращается на Высочайшее имя с жалобой, что будто бы соглашения с графом были заключены её братом, когда того уже разбил паралич, и потребовала провести обыск в доме Толстых с целью обнаружить в его бумагах якобы похищенные им из шкатулки Темяшева дорогие вещи и документы и т. д. Видно, что полковница Карякина была женщиной упорной, подлой и в каком-то смысле, как все мерзавки, – талантливой, а потому добилась выдачи ей копии описи имущества покойного графа Толстого, желая обнаружить «похищенное» и «наложить на его имение повсеместное запрещение». Затем она предпринимала неоднократные попытки рейдерского захвата спорной недвижимости, засылая в Пирогово то собственного приказчика с требованием передать ему управление хозяйством, то четырёх крестьян для присмотра за конезаводом, гумном и господским домом как за принадлежащим ей имуществом (Дело по обращению полковницы Карякиной о выдаче копии с описи имуществам покойного гр. Толстого. 8 августа 1837 года. ГАТО. Ф. 90. Оп. 18. Д. 14370).

К слову, именно к рассматриваемому периоду относится формирование в российском гражданском законодательстве самого института «недействительной сделки». Свод законов гражданских Российской империи, как известно, не содержал общих положений о недействительности сделок, упоминая о них только в отдельных случаях. Общего принципа в области их совершения в Своде нет, равно как нет и разграничения сделок на ничтожные и оспоримые. Правда, в ст. 1529 (ч. 1 т. X Свода) было указано, что договор недействителен, а обязательство ничтожно, если причиной заключения договора является достижение цели, запрещённой законом[7].

А.А. Темяшев как раз и действовал против существующего порядка, когда пытался наделить частью своего имущества своих незаконнорождённых детей, которые, к большому его сожалению, в соответствии с тем же законом «хотя бы они и были воспитаны тем, кого именуют отцом их, не имеют права на фамилии его и законное после него наследства» (ст. 136). Очевидно, что это положение имело целью доказать, что и в том случае, когда несомненно происхождение вне брака рождённого от данного лица, как отца его (а такое сомнение, как правило, существенно затрудняло законодательное наделение внебрачных детей правами по отношению к их биологическим родителям), первый вообще остаётся юридически чуждым последнему: он не носит его имени и не может ему наследовать как его сын. Постановление ссылалось на именной Указ от 16 февраля 1788 года по делу Апухтина (II. С. 3 1800 г. марта 6. № 19310) «О допущении детей, прижитых во втором браке при жизни первой жены, к наследству, наравне с прочими детьми от первого брака» (ПСЗРИ Т. 22. № 16627), в котором говорилось о том, что «Апухтины, Павел и Николай, были прижиты отцом их от второй жены при жизни первой, законно не разведённой, и не могли бы посему пользоваться на основании общих узаконений, находящихся в Уложении, в Воинском Артикуле и правилах церковных, никакими преимуществами отца их». Таким образом, законодатель стремился устранить внебрачных детей от всяких гражданских прав по отношению к их отцу, то есть по факту лишить их имени, наследства и права на содержание; «последнее есть результат власти родительской, здесь не существующей». (Загоровский А. Очерк постановлений о внебрачных детях со времён Петра Великого. www.conselex.ru).