Но об этом можно подумать и позже. Сейчас же, восстанавливаясь после периода слабости, я был в своей комнате в полном одиночестве. Прошло два дня. Два долгих дня, которые тянулись для меня, как целое столетие. И всё же, за них толком ничего не случилось. Жизнь в нашей маленькой семье Оболенских-Уинтеров была простой и спокойной. Казалось, мироздание не спешит исправить неполадку, наслав на нас другое происшествие со смертельным исходом.
Но я уже долго об этом размышлял. И в конце концов принял очень легкое для меня решение — кое-кто всё же должен уметь, и чем скорее, тем лучше. Эспер-террорист, из-за которого погибла моя семья и ещё сотни ни в чём неповинных людей.
Я отслеживал новости — вечером восемнадцатого июля действительно был взрыв и теракт, даже в том же самом месте, что и в прошлый раз. Но задержания не последовало — вот, что было странным. Неужели отсутствия четырёх гражданских было достаточно, чтобы эффект бабочки дал о себе знать таким странным образом?
Нет смысла в этом разбираться — стоило мне попытаться вспомнить, что было с тем эспером в первой временной линии, как голова начинала болеть. Не из-за внешних причин, вовсе нет: просто я не мог понять, почему он не был подвергнут смертной казни и творил беспредел в другой стране восемь лет спустя. В любом случае, теперь этого не произойдет — потому что этот мудак, чёрт бы его побрал, должен умереть так скоро, как это только возможно!
Убивал ли я когда-нибудь? Конечно, нет, и даже не собирался. Но если речь заходит об этом человеке, ни моральные устои, ни закон не имеют значения. Если бы я мог, я бы стёр само его существование, чтобы и одного жалкого упоминания не осталось.
Довольно несовершенный план. Над этим ещё предстоит поработать.
Я оглядел свою комнату. Давненько я здесь не был. Дом был продан, как только я вступил в наследство, только бы его никогда не видеть. В будущем я об этом пожалел; впрочем, в Царьгород мы переехали только в начале лета, и это здание только начало становиться родным и привычным местом.
Простой ремонт. Рабочий стол в углу, а над ним куча регулируемых ламп — всё для работы, требующей предельной осторожности и концентрации. Где-то под кроватью валяется альбом для анатомических и технических рисунков — если немного нагнуться, можно даже увидеть его корешок. Художник из меня, вообще-то, не очень, но если создаёшь что-то своими руками, лучше уметь хотя бы схематично это изобразить.
Впрочем, я почти уверен, что захочу сжечь эти рисунки, если хотя бы на них взгляну.
На тумбочке стоит маленький прямоугольник, не толще обыкновенного карандаша. Гладкий, серовато-белый без единого выступа; даже сейчас я помню, что если дважды стукнуть по его уголку, включится проекция фотографии. На первом месте всегда та, которую сделали не так уж и давно — ведь годы прошли только для меня. На ней мы всей семьей перед своим новым домом. Вот мама улыбается, а мистер Уинтер оскалился в типично американском стиле. Алиса немного смазана — смутные воспоминания подсказывают мне, что всё потому что она неустанно двигалась и подпрыгивала на носочках; снимок точно был сделан Новой, а её встроенные камеры, к сожалению, сильно уступают тем, на которые моих карманных в эти годы не хватало.
Я протянул руку. Палец привычно прикоснулся к холодному металлу. Свет заставил меня прищуриться, пока я листал старые — для меня по-настоящему полные памятных моментов, — снимки.
И это так заняло меня, что я даже не заметил, что в мою комнату кто-то зашёл.
Средний андроид весит не меньше человека — многие из них даже тяжелее, а модели с уменьшенным весом можно по пальцам пересчитать. И всё же, их ноги не издают громкого топота и лязга — отчасти это заслуга сделанного на основе силикона материала, чуть более плотного, чем стандартный заменитель кожи, которым обрабатываются деликатные места, вроде ступней и сгиба коленей. Он меньше изнашивается и смягчает шаг. Благодаря этому андроид даже может красться; хотя я готов поспорить, что на то, чтобы это делать, у Новы не хватит ни сознательности, ни каких-либо логических решений, соответствующих её ИИ. И всё же, она даже не дала о себе знать; светодиодные части её тела, как обычно ярко-бирюзовые, были будто бы специально приглушены.
Я подавил дрожь: в последний раз, когда я видел Нову, я сдал её в металлолом за какую-то копеечную сумму, потому что не мог смириться с андроидом в моём собственном доме. Со временем стало немного стыдно вот так избавиться от плода своих трудов; особенно когда я знал, что вероятность получить травму из-за Новы…
Сложно поверить, что она вообще есть.
— Что ты делаешь? — строго спросил я. Белые зрачки с камерами на жутковатых бирюзовых глазах без оформленной радужки сконцентрировались на мне. Нова медлила: что странно, когда её обработка информации была достаточно быстрой, чтобы иногда она перегревалась.
Наконец она сказала:
— Неполадки с кубом памяти.