Оболганный сталинизм. Клевета XX съезда

«У ЕЖОВА и его жены Евгении Соломоновны был обширный круг знакомых, с которыми они находились в приятельских отношениях и запросто их принимали в своем доме. Наиболее частыми гостями в доме ЕЖОВА были: ПЯТАКОВ; быв. директор Госбанка СССР – МАРЬЯСИН; быв. зав. иностранным отделом Госбанка – СВАНИДЗЕ; быв. торгпред в Англии – БОГОМОЛОВ; редактор “Крестьянской газеты” – УРИЦКИЙ Семен; КОЛЬЦОВ Михаил; КОСАРЕВ А. В.; РЫЖОВ с женой; Зинаида ГЛИКИНА и Зинаида КОРИМАН»[333].

Опираясь на показания Виктора Бабулина (брата Анатолия), Янсен и Петров попытались проследить связь между Косаревым и супругой Ежова:

«Виктор Бабулин добавил Александра Косарева и студента Индустриальной академии Николая Барышникова к тем, с кем она (Евгения Соломоновна. – Г. Ф.) имела интимные отношения. Бывший комсомольский вожак Косарев (главный редактор журнала Евгении “СССР на стройке“) был взят под стражу ещё 28 ноября 1938 года и расстрелян 23 февраля следующего года. Он был арестован как участник т. н. “заговора в комсомоле”, однако нет никаких доказательств, что его дело было каким-то образом переплетено с Ежовым»[334].

Вадим Роговин подчёкивает: деятельность Косарева подверглась суровой критике на Пленуме ЦК ВЛКСМ 19–22 ноября 1938 года. Пытаясь оправдаться, «Косарев ставил себе в заслугу, что ЦК ВЛКСМ “нередко шёл впереди НКВД”, и приводил многочисленные примеры ареста комсомольских работников “по нашим материалам” и “после нашего следствия”». Несмотря на оправдания,

«Пленум освободил от должности Косарева и ещё четырёх секретарей ЦК ВЛКСМ за “бездушно-бюрократическое и враждебное отношение к честным работникам комсомола, пытавшимся вскрыть недостатки в работе ЦК ВЛКСМ, и расправу с одним из лучших комсомольских работников (дело тов. Мишаковой)”»[335].

Как отмечает в своих воспоминаниях Акакий Мгеладзе, который в 1930‑е годы был одним из руководителей ЦК комсомола Грузии, вопрос о Косареве однажды был поднят им в одной из приватных бесед со Сталиным, во время которой им было сказано:

«Вопрос о Косареве два раза обсуждался на Политбюро. Проверку материалов поручили Жданову и Андрееву, они подтвердили, что заявление Мишаковой и других соответствуют действительности и материалоы НКВД не вызывают сомнений»[336].

Мгеладзе, считавший, что Косарев был невиновен или оклеветан Берией по личным мотивам, либо же стал жертвой судебной ошибки, тем не менее признавался:

«Я читал стенограмму Пленума ЦК ВЛКСМ, на котором снимали Косарева. И в выступлениях Жданова и Андреева, и в докладе Шкирятова всё было настолько обосновано, невозможно было ни в чём усомниться»[337].

Как отмечает Мгеладзе, Сталин далее подчеркнул, что ошибки бывают у всех; особенно много их было допущено в 1937 году, когда пострадало немало честных людей. Но, рассуждая об ошибках, Сталин не считал, что это каким-то образом относится к делу Косарева.

«Расстрельные списки»

А. В. Снегов упомянут в двух «расстрельных списках» и в обоих случаях с приговором по «первой категории» (расстрел): см. список от 7 декабря 1937 года по Ленинградской области[338] и список от 6 сентября 1940 года[339]. Несмотря на всё это, Снегов остался жив, был одним из делегатов XX съезда КПСС и умер в глубокой старости в начале 1970‑х годов.

Как указывается в предисловии к Интернет-публикации «расстрельных списков»,