Оболганный сталинизм. Клевета XX съезда

Из показаний Фриновского следует и то, что дутые дела фабриковались далеко не в каждом случае. Отнюдь не все бывшие следователи сознались в «липачестве». И не все они были взяты под стражу в 1930‑е годы. Ещё нам известно, что Сталин и его высокопоставленные сподвижники – члены комиссий, сформированных для изучения случаев нарушения законности, – предприняли срочные и решительные меры, чтобы положить конец массовым злоупотреблениям, арестовать и предать суду их виновников. Что недвусмысленно следует из недавно рассекреченных документов.

Остаётся лишь ещё раз напомнить, сколь велика потребность в доказательствах:

• в отсутствие надлежащих доказательств неправомерно считать, что кто-то был подвергнут истязаниям;

• факт применения пыток (а тем более только заявления о них со стороны потерпевших) нельзя считать достаточным основанием для признания чьей-либо вины или невиновности;

• каждое уголовное дело должно расследоваться строго индивидуально и в полном соответствии с имеющимися в нём доказательствами…

В большинстве случаев нам просто недоступны материалы, которыми располагали следователи 1930–40 годов. Подавляющее большинство документов из архивно-следственных дел не были преданы гласности ни в годы послесталинского СССР, ни в период постсоветской России. Всё, что так или иначе стало известно, рассекречивалось в соответствии с каким-то малопонятным критерием. Каким же именно? Толком об этом никогда и ничего не сообщалось… Но время от времени можно было заметить, что документы отбираются так, чтобы с их помощью укрепить веру в представления о фабрикации ложных обвинений со стороны сталинского руководства.

К счастью, сведения, почерпнутые из архивно-следственных дел, зачастую поступают из нескольких источников в разное время и от людей, руководствующихся разнообразными мотивами. В результате между крупицами свидетельств сплошь и рядом обнаруживаются такие противоречия, которые позволяют пролить больше света на события прошлого. Тем не менее мы всё ещё лишены возможности узнать «всю историю целиком», что подразумевает доступ как минимум к тем материалам, которыми обладала сторона обвинения.

Легко предположить, что документы, изобличающие злодеяния Сталина и его сподвижников, давно оказались бы рассекреченными, если б таковые существовали. В хрущёвские «те 10 лет», в период горбачёвской «гласности» и последующие времена были задействованы колоссальные ресурсы с единственной целью – представить все годы пребывания Сталина у власти чередой его преступных деяний. Сказанное легко проиллюстрировать материалами по «реабилитации», которые получили широчайшую огласку. Трудно даже представить, что где-то ещё хранятся никому не известные или оставленные без внимания источники с доказательствами виновности Сталина в фабрикации клеветнических обвинений против невинных людей.

По тем же причинам та часть материалов, которая остаётся лежать под спудом, может поставить «официальную» антисталинскую версию под сомнение. Во всяком случае в документах, извлекаемых из тех или иных архивных хранилищ, всё чаще обнаруживаются свидетельства, оправдывающие Сталина. Как представляется, появление таких источников в научной печати – результат бюрократической несогласованности. Поэтому часто трудно бывает понять, почему всё происходит именно так, а не иначе. В некоторых случаях документ публикуется по нескольку раз, причём в более поздних вариантах в нём вдруг обнаруживаются столь красноречивые отличия, что становится ясно: сей «первоисточник» претерпевает одну из стадий фабрикации, после чего следует ждать появления отшлифованной («официальной») версии, которая будет затем помещена в архив на хранение.

И ещё. Все наши умозаключения (и это одна из особенностей работ по истории) носят предварительный характер. «Самонадеянность» здесь совершенно неуместна. Вообще, историкам крайне редко приходится иметь дело с «несомненными фактами». И чем больше свидетельств станет известно в будущем, тем острее будет потребность внести поправки в наши представления о минувшем, а если необходимо, то и полностью отказаться от них.

Нужно быть готовым поставить под сомнение собственные взгляды и концепции. Следовать таким рекомендациям, конечно, непросто. Но если совсем игнорировать их, легко впасть в опасную для историка крайность – начать взирать с благоговением только на те из фактов, которые подтверждают уже устоявшиеся представления, а всё, что им противоречит, встречать резко «в штыки». Тем самым может получиться так, что в исторических свидетельствах мы будем видеть отражение лишь наших собственных предубеждений, не замечая, что из них следует на самом деле.

Типология хрущёвского ловкачества

Классификация хрущёвских «разоблачений» и исторических свидетельств, имеющихся для каждого из таких случаев, представляет собой попытку проанализировать различные приёмы искажения фактов, к коим Хрущёв прибег, дабы ввести в заблуждение слушателей «закрытого доклада».