Оболганный сталинизм. Клевета XX съезда

С другой стороны, есть множество иных сведений о Тивеле. Из них тотчас выясняется: кого-кого, а Тивеля никак нельзя считать «обыкновенным советским обывателем», как его почему-то назвал Гетти[599]. Тивель работал секретарём у Зиновьева; в соавторстве Тивель написал книгу, которая стала официальной историей Коминтерна за первые 10 лет существования этой организации; наконец, главные из фигур на втором показательном процессе (январь 1937 года) Юрий (Георгий) Пятаков и Григорий Сокольников указали на Тивеля как на одного из известных им заговорщиков. Причём, по показаниям Сокольникова, с ним самим Тивель установил личные связи как участник троцкистской группы, которая готовила убийство Сталина:

«Сокольников: В 1935 году ко мне пришёл Тивель и сообщил, что он связан с террористической группой Закса-Гладнева. Тивель спрашивал указаний о дальнейшей деятельности этой группы.

Председательствующий: На кого эта группа готовила покушение?

Сокольников: Мне Тивель говорил тогда, что у них было задание подготовить террористический акт против Сталина… Я был связан с Тивелем непосредственно, Тивель был непосредственно связан с группой Закса-Гладнева. Был ли Тивель сам членом этой группы, я не знаю»[600].

И ещё. Упомянутый здесь Закс-Гладнев тоже работал в издательстве и приходился Зиновьеву зятем (мужем сестры). Виктор Серж описал встречу с Зиновьевым, которая происходила в 1927 году на квартире Закса как раз после провала троцкистской демонстрации против тогдашнего партийного руководства (т. е. Сталина и Бухарина) и в связи со смертью убеждённого троцкиста Адольфа Иоффе, покончившего счёты с жизнью из чувства протеста; на той встрече собравшиеся обсуждали планы перехода оппозиции к подпольной деятельности.

На открытом процессе в январе 1937 года Сокольников и Пятаков назвали Тивеля; о его деятельности они, несомненно, давали показания и на предварительном следствии, только, по-видимому, гораздо более подробные[601]. Между тем имя Тивеля прозвучало на процессе, когда сам он был не просто жив, но оставался на свободе. Правда, из партии его «вычистили» ещё в августе 1936 года, что, по-видимому, стало следствием состоявшегося в том же августе процесса Зиновьева – Каменева. В декабре 1936 года Тивель был упомянут Ежовым во время очной ставки Бухарина с одним из его обвинителей – Куликовым[602].

По словам Гетти, реабилитация Тивеля стала результатом ходатайств его жены, которая просила смыть клеймо «члена семьи врага народа» с её сына. Хотя реабилитация и состоялась, из весьма скромного числа доступных сегодня источников следует, что бо́льшая их часть указывает на причастность Тивеля к серии заговоров 1930‑х годов. В ещё большей степени сказанное относится к делам высокопоставленных руководителей большевистской партии, названных Хрущёвым в его докладе.

П. П. Постышев

В речи на закрытом заседании XX съезда Хрущёв утверждал, что на февральско-мартовском (1937) Пленуме «в выступлениях ряда членов ЦК по существу высказывались сомнения в правильности намечавшегося курса на массовые репрессии» и что «наиболее ярко эти сомнения были выражены в выступлении тов. Постышева»[603]. Проверить истинность хрущёвских слов не представлялось возможным вплоть до публикации в 1992–95 годах материалов февральско-мартовского Пленума и в особенности стенограммы выступлений на нём Постышева.

Но после предания гласности материалов Пленума оказалось: сказанное Хрущёвым – заведомая ложь. Ни Постышев, ни другие члены ЦК даже не помышляли выступать с критикой «курса на массовые репрессии».

Но хрущёвское жульничество тем не ограничилось[604]. Сам Постышев несёт личную ответственность за массовые репрессии. Его действия Сталин расценил как «расстрел» ни в чём не повинных членов парторганизации Куйбышевской области. Именно репрессии стали главной причиной удаления Постышева с занимаемой должности, его исключения из состава Центрального комитета, а затем из партии и в конце концов привели к аресту, проведению официального расследования и вынесению ему смертного приговора.