Оболочка

И обижаться глупо, однако сердечную боль крайне сложно уложить в рамки логики и удержать в узде.

— Чешка не тронет, — всё-таки выдавил бронзовый, оставляя Киру возле стога сена в углу.

Только глаз на неё так и не поднял. И дверь запер — слышно было, как опустилась тяжёлая заслонка и лязгнул замок. Кажется, зверя это тоже возмутило, так негодующе он фыркнул и шаркнул лапой по земле. А потом, словно нуждаясь в поддержке, повернул чешуйчатую морду к Кире.

— Ну привет, Чешка, — прошептала она, когда шаги на улице стихли. — Будешь со мной дружить?

* * *

Ещё меньше, чем в стариковские приметы, Дэшшил Наездник верил только в предчувствия. По крайней мере, в свои. Ведь если в кровь того же Миса и просочилась капля природной магии, так что друг порой необъяснимым образом мог угадывать погоду и ловко избегал, казалось бы, неизбежных неприятностей, то сам Дэш в этом плане был совершенно пуст. «Внутреннее чутьё», которое когда-то помогло ему возглавить отряд и коим так восхищались окружающие, объяснялось исключительно знаниями и опытом. И мудрым наставником — никакого волшебства.

А предчувствия… это уже сродни предсказаниям знающих.

Дэш не видел будущего. Однако почему-то не ждал от него ничего хорошего, хоть для этого и не было никаких предпосылок. Всё шло по плану. Оболочка у них. Совет ждёт. Но в груди будто свернулась ядовитая змея, что периодически шипела и чуть сдвигалась, предупреждая о скорой атаке. Дэш знал о ней, чувствовал каждое тугое кольцо вокруг сердца и ничего не мог поделать. А перед мысленным взором так и стояли чёрные бездонные глаза, в которых ему померещилась неизживная грусть.

— Вот именно что померещилась, — буркнул Дэш, отмахиваясь от непрошеного образа.

В голове не укладывалось, как дышащее, говорящее и вроде как мыслящее существо может не иметь собственных души и воли, но каждым своим движением оболочка подтверждала общеизвестную истину.

Она пустая. Мёртвая. Ведомая. Во всех смыслах. У жука и то больше чувств, чем у этой…

И запер её Дэш вовсе не потому, что может додуматься сбежать — скорее, чтобы к ней не пробрались любопытные. И так уже вся долина чуть косоглазие не заработала, пока оболочка торчала на возвышении, точно невеста на выданье. Чешка, конечно, обидится, но проще уж с ним потом договориться, чем всю ночь оттаскивать зевак за уши.

Для местных-то такое зрелище внове — как не подойти, не потрогать. А кто послезливее, ещё б и пожалел, да прибежал бы потом к Дэшу с возмущёнными воплями, мол, как так, сердце бьётся, ножки двигаются, изо рта слова льются — разве ж можно девку тащить куда-то как скот?

— И не стыдно тебе?

Дэшшил замер, уставившись на старика Уоршу, что с удобствами устроился на нижней ступеньке крыльца и горстями закидывал в рот ягоды из корзинки.

— А должно быть? — уточнил Дэш.

— Конечно, — важно кивнул Уорша. — Бабу в вонючий хлев, а сам на мягкую койку.

Ах, вот оно что. Ожидаемо, хотя и не от этого старика…

— Во-первых, сарай вычищен, там сейчас пахнет лучше, чем у тебя дома. А во-вторых, не баба это. Ей всё равно, а я со вчерашнего дня на ногах. Нужно выспаться перед дорогой.

— Уверен, что всё равно?

— Старик, давай не будем…

— Я тебе вот что скажу, — перебил Уорша, и на пятнистом морщинистом лице будто даже злость промелькнула. Дэш впервые такое видел. — Деды учили, что любой травинке больно, когда её сапогом топчут. Что ж, по-твоему, девка, пусть и нарекли её бездушной, хуже травы под ногами? Ходит, ест, говорит. Шатирой её не пробовал рубануть? Глядишь, и кровь бы пошла настоящая, красная. Или не веришь ты в душу всего сущего? Тогда не пойму, почему по эту сторону перевала поселился, а не остался в городах. Там как раз любят и топтать, и рубить. Не известно нам, что было тогда, не дано узнать, почему их сделали такими. Но нигде не написано, что они хуже нас, то уже домыслы глупцов. На. Угощайся. И думай.

И на удивление бодро поднявшись, старик пихнул Дэшшилу в руки полупустую плетёнку с зелёной кислянкой и пошагал прочь.

Какое-то время впечатлённый отповедью Дэш сидел на крыльце и задумчиво перебирал пальцами крупную ягоду. Затем отставил корзинку и скрылся в доме, с грохотом захлопнув за собой дверь. После бессонного часа, понапрасну проворочавшись в кровати и сбив простыни во влажный ком, встал, натянул штаны и майку и босиком понёсся к сараю.

Замок поддался не сразу, словно решил помотать и без того натянутые нервы. Отброшенная заслонка задела что-то металлическое в траве, огласив округу радостным звоном. А когда Дэш наконец открыл дверь и вгляделся во мрак… змея в груди оживилась и, резко бросившись вперёд, впрыснула яд в вожделенную добычу.

Пустышка спала. Но вовсе не на стоге сена, как предполагалось, а на огромной лапе Чешки, укрытая его крылом.

Глава 4 Фальшивка

Ей снился побег.

И даже во сне ничего не получалось.