Оболочка разума

– Далеко, – спокойно сказал доктор Рыжиков. – Уехала.

– А, – зевнул Женька. – В отпуск… А это что за город?

Макет загородного жилого и культурно-оздоровительного комплекса золотился под настольной лампой.

– Это такой наш город будет, – сообщил доктор Петрович. Давно пора было отнести макет жене архитектора Бальчуриса. Сроки конкурса истекали. Если бы она позвонила, он давно бы сходил. Но, может быть, она про это и забыла…

Пока он сел и начал мастерить наушники для всех больных. Для каждой койки – для Туркутюкова и Чикина, для старичка аптекаря, которого вчера все-таки положили, для Жанны Исаковой и для девочки – дочки самых богатых родителей города, у которой приживалась рука. Общее радио на всех только бы вызвало ссоры, как часто бывает в больницах, санаториях и поездах. Перед ним на столе лежала кучка наушников, подаренная знакомым военным из списанного радиоЗИПа.

– Че это вы делаете? – не поленился привстать уже растекшийся Женька. – А зачем вы меня сюда взяли?

Этого вопроса доктор Рыжиков давно боялся, и от него по груди прокатилась волна теплых помоев. То, что он должен был сделать с Женькой, начинается в жизни раз. Уже никогда нельзя будет сказать, что Женька невинен. Что его никогда не толкали на путь измены и предательства за корку хлеба и глоток похлебки. Нет предела человеческой подлости.

«Нет, мы не немножко лошади, – мысленно сказал доктор Рыжиков. – Мы очень крупные шакалы». Но вслух сказал совсем другое:

– Чтобы на каникулах заняться алгеброй, историей и географией…

– А литературой? – спросил Женька.

– Если ты Агафона Никифоровича знаешь, то с литературой у тебя все в порядке, – успокоил доктор Петрович.

– А алгоритм – это что, алгебра?

Если бы можно было сделать эту мерзопакостную операцию, не затронув Женькину душу… Но если Женька догадается, ради чего это вчерашнее детское кафе, и эта елка, и билет на завтра в цирк, ради чего микроскоп с таинственным мерцанием зазубрин на лезвии бритвы… Тогда конец. Только в одном случае еще не все потеряно – если Женька взбунтуется и перебьет это все на кусочки. И кафе, и цирк, и пригородную зону, и микроскоп. Если в нем проснется возмущенная подкупом за предательство семейной тайны душа. Тогда он уже человек. Даже раньше, чем положено.

Доктор Рыжиков подозревал, что душа в человеке просыпается что-то годам к тридцати. И то не в каждом. Это дело весьма трудоемкое – приобретение души.

Вернее, сначала она есть у маленьких детей – они получают ее даром. Потом, ближе к жестокосердной юности, душа куда-то испаряется, и ее надо накапливать снова. И она возвращается только в награду за труды и мысли. Не за всякие труды и не за всякие мысли, если так можно выразиться. Как видно, где-то во вселенной есть район сосредоточения душ. Они прибывают туда полковыми и батальонными колоннами, отдыхают, приводят себя в порядок, заправляются, чистятся-нежатся до поры, потом возвращаются по новому назначению.

А есть так и не вызванные обратно души, напрасно ждущие востребования от своего телесного прибежища. Ну и конечно же место души – в лобных долях, иногда ее еще зовут сознанием.

И получается, что бродят по земле бессознательные – они же и бездушные – тела с безупречным пищеварением и сердечно-сосудистой лет на тысячу. Бывает, даже с неплохим характером.

А над ним – бесприютные сироты-души.

Только это еще надо обсудить с Сулейманом.

Вслух он сказал:

– Не бойся, это высшая математика. Это не для тебя, а для роботов, чтоб их учить…

– А роботов тоже учат?.. Да я и не боюсь… – Женькины слова становились все бессвязнее. – А вы что, мастрячите? У нас сосед тоже мастрячил-мастрячил… потом его мамка с соседкой посадили. Наврали, будто он с ножом бросался… А он даже ругаться не может… Только она на него кричит…

Доктору Рыжикову кровь стукнула в виски. Снова как огнеметом – теперь уже за Чикина. Он что-то прошевелил губами, на что Женька ответил:

– Говорят, чтоб не умничал… А я знаю, она его утюгом тюкнула и боится… Мамку за это обещали в разделочную, у нее соседка там начальница, а места все нет… Она соседку счас ругает… А почему мы все лошади?

– Потому что с конскими хвостами, – сказал доктор Рыжиков, не зная, что еще сказать.

– Хи-хи! – зашевелился Женька, чтобы проверить себя. – Какой хвост, где вы видели? Нет у меня хвоста, и у вас нет… Может, у ваших дочек?

Когда его ехидное хихиканье затихло, доктор Рыжиков понял, что никаких доказательств больше не требуется. Женьку как отрезало от всего – он уже засопел во сне, почесывая конский хвост.

Ибо поясничные и крестцовые корешки проходят у нас в позвоночном канале отвесно и ниже уровня спинного мозга вокруг его концевой нити образуют скопление корешков, называемое «конским хвостом».

41

– Ну и что?

Сухо, неприязненно, устало.

Как «ну и что»?!

Ведь это же признание! Самое искреннее, самое праведное! То, что у мальчишки вырвалось без всякой хитрости! Чьими устами…

– Ну и что?