Оболочка (СИ)

Казалось бы, в жёлтом ослепительном сиянии далеко не каждый будет смотреться выигрышно, но ей это удалось. Звериные глаза горели искренним детским восторгом, губы растянулись в счастливой улыбке, а на левой щеке внезапно обнаружилась ямочка.

Крохотная. Но такая притягательная.

— Говорят, когда-то марны были везде, — прочистив горло, начал Дэш, лишь бы отвлечься. — Они и дали названия дням, отмеряя конец одного и начало другого. Но после Раскола эсарни истребили на своей земле всё живое, заменив мёртвым, а мы… мы погрязли в войнах и дрязгах. Только элорги оказались достойны цветения марн. И загораются они там, где больше всего творчества. Как понимаешь, в Ветерках его хватает…

— Это прекрасно! — Кира вертелась по сторонам, зачарованно разглядывая цветы. — Спасибо, спасибо тебе…

— Они тут не благодаря мне горят, — усмехнулся Дэшшил. — А теперь моё обещание. Вытяни руки.

Она замерла:

— Что? Зачем?

— Ещё говорят, — тихонько произнёс он, взяв Киру за запястья и осторожно разведя её руки в стороны, — что, когда карты судьбы на теле указывали направление творчества, ребёнка вели к марнам. Чем больше бутонов к нему тянулось, тем шире была его душа, тем больших высот в искусстве он достигал.

С этими словами Дэш отступил и ободряюще улыбнулся.

— Я не…

Кира осеклась, когда первый цветок опустился ей на плечо.

— Жжётся, — округлила она глаза и нервно хохотнула. — Я тут не вспыхну?

— Не должна.

Вторая марна уселась прямиком на растопыренную ладонь.

Третья — на мгновение зависла перед лицом, будто намеревалась примоститься на носу, но вдруг подскочила и устроилась на макушке. Через минуту за золотистым сиянием самой Киры уже не было видно.

— Я, наверное, похожа на новогоднюю ёлку! — рассмеялась она.

— На что?

— Дерево. Мы его… его украшают огнями на праздник.

Голос её надломился, оборвался, и марны, словно почуяв перемены, медленно поплыли вверх, лёгкой пульсацией зазывая следом остальные бутоны.

— Наверное, они просто почувствовали магию, — грустно прошептала Кира, провожая их взглядом.

Дэш тоже задрал голову.

Радужные цветы мерцающим пологом накрыли спящую деревню. Жёлтый день наступил.

— Они почувствовали тебя.

Дэшшил собирался сказать о знающем. Честное слово, собирался. Вот прямо теперь. И пусть он умудрился испортить Кире настроение, всё же лучше так, чем привести её к дому с красной дверью и только там оглушить известием.

Но стоило взглянуть в эти блестящие непролитыми слезами глаза, как от прежних намерений не осталось ни крупицы. Дэш сам не понял, как оказался рядом, наклонился, поцеловал.

Теперь уже по-настоящему.

И в себя пришёл, только когда Кира приглушённо вскрикнула ему в губы.

Не рассчитал, стиснул её слишком сильно, причинил боль.

Собственное дыхание походило скорее на рык неприрученного аскала — хриплое, резкое.

— Прости.

Прижаться лбом ко лбу.

Сёстры, какая же она маленькая. Проще поднять, чем нависать сверху как согнутое непогодой древо.

— Всё хорошо.

«Ничего хорошего», — думал Дэш.

Потому что рядом с ней он глупел и терялся. И мечтал послать весь мир в сахтову задницу, утащить Киру в долину, запереться в доме и велеть Чешке грызть любого, кто посмеет приблизиться.

И погружённый в борьбу со своими низменными порывами, Дэшшил не придумал ничего лучше, чем в ответ на фразу:

— Ты сильный…

Выпалить:

— Мы идём к знающему.

Глава 18 Былое, грядущее, истинное

Кому-то злость придаёт силы и уверенности, кого-то толкает на необдуманные поступки, кого-то опустошает, иссушает до капли, а Киру собственная злость вогнала в крайне занимательное состояние ступора, которое продлилось с самого момента признания Дэшшила и до раннего утра, когда Чешка наконец открыл глаза.

Но интереснее всего, что злилась она в основном на себя.

Точнее, злилась на себя за то, что злилась на Дэша.

Сложная цепочка.

Он ведь всё объяснил, сказал, что призвавшему знающему не отказывают. К тому же, тот здесь с синего дня сидит, ждёт их, и про Киру-де он в курсе, и наверняка только поможет, и вдруг им даже на острова лететь не придётся.

Складные речи, но Дэшшил и сам в них до конца не верил — по лицу было видать. Когда только Кира научилась разбираться в выражениях его лица…

Но он верил в то, что эта встреча принесёт лишь благо, а она верила ему и от этого злилась ещё сильнее. И на то, что он не нашёл лучшего способа прервать волнительный момент после поцелуя, тоже злилась. И на собственную несдержанность и неуместный вскрик.

И даже на дурацкие светящиеся цветы, которые и виноваты-то лишь в том, что невыразимо, до слёз прекрасны.

Ещё Дэшшил утверждал, мол, в день их первой встречи, всё в тот же синий день, с Кирой явно что-то произошло. Именно там берут начало все творящиеся с ней перемены. Именно тогда знающему явилось видение, приведшее его в Ветерки, значит, они просто обязаны с ним встретиться.

Да и сама Кира вспомнила, как тело отказывалось выполнять привычные упражнения. Как не удавалось удержать каменное лицо. Как один за другим исчезали все рефлексы оболочки, и в итоге осталась только она, Кира, окончательно слившаяся с телом.