Обольщение Евы Фольк

Пройдя вестибюль, семейство свернуло в коридор, ведущий к кабинету главврача. Сердце Евы выскакивало из груди. Как оказалось, в больнице сменилось руководство. Теперь табличка на дверях гласила: «Доктор Хорст Шредер». Когда семейство вошло в кабинет, новый главврач сидел за своим столом, беседуя с мужчиной в униформе Гестапо. Увидев посетителей, они оба встали.

— Хайль Гитлер!

Пока Шредер представлялся Фолькам и Кайзерам, агент Гестапо отошел в сторону. Доктор, вызвав секретаршу, попросил ее принести кофе и торт.

— Что ж, я с радостью помогу солдату даже в свой выходной, — улыбнулся Шредер. — Итак, как я понимаю, вы приехали уладить неразбериху с ребенком, который в данный момент значится у нас как Пауль Бауэр?

— Да, господин доктор, — ответил Вольф. — Я все объясню…

Закончив свой рассказ, он положил на стол Шредера официальное заявление. Прочитав его, доктор как-то странно посмотрел на молодого солдата. Еве этот взгляд не понравился. Она запаниковала.

— Доктор, прошу вас, — Ева встала. — Могу я увидеть моего сына?

Шредер передал заявление Вольфа гестаповцу.

— Уважаемая фрау Кайзер, — спокойно сказал он, — в августе этого года Министерство внутренних дел потребовало, чтобы акушерки и врачи заполняли надлежащие формы на всех дефектных детей, рожденных с 1936-го.

— И что? — спросила Ева, настороженная таким вступлением.

Сняв очки, Шредер начал протирать их носовым платком.

— Фрау Кайзер, поймите: мы вам не враги, — надев очки, он разлил по красивым фарфоровым чашкам кофе. — Я бы сказал: совсем наоборот. — Взяв со стола колокольчик, Шредер позвонил, и в кабинет вошла дежурная медсестра. — Будьте добры, принесите ребенка фрау Кайзер. В карточке он записан как Пауль Бауэр.

От радости Ева едва не лишилась чувств. Отец обнял ее за плечи.

— Ох, папа, — прошептала Ева. — Я уже подумала, что Германа увезли.

— Итак, фрау Кайзер, как я уже сказал: мы вам не враги, — продолжил Шредер, нарезая посыпанный сахарной глазурью слоеный торт. — Прошу вас, угощайтесь. — Он раздал всем по тарелке и серебряной вилке. — Для нас — честь послужить такому храброму солдату, как ваш муж, и такому верному члену партии, как вы. И с не меньшей радостью мы готовы помочь господину пастору и фрау Фольк, которая, насколько мне известно, вхожа в высокопоставленные круги и принимает активное участие в работе Национал-социалистической лиги женщин.

— Да, господин доктор, — с гордостью сказала Герда. — И еще я служу Фюреру в организации «Труд немецких женщин» и нескольких протестантских организациях, работающих с женщинами.

Герда сложила руки так, как будто ожидала от Шредера шквал комплиментов, но ей пришлось довольствоваться лишь вежливой улыбкой.

— Конечно. Какая удивительная семья! Настоящая немецкая семья! — сказал с улыбкой Шредер, опершись руками о стол. — Поверьте, мы все желаем ребенку самого лучшего. — Он прикурил сигарету. — Ефрейтор Кайзер, я уверен, что на полях сражения вы повидали немало ужасов, но вряд ли вы представляете, сколько страданий в этой больнице. — Шредер сделал затяжку, глядя перед собой в одну точку. Отхлебнув кофе, он отковырнул вилкой кусок торта. — Медсестры говорят, что вашему сыну здесь хорошо. О нем надлежащим образом заботятся. Не каждому так везет. — Шредер повернулся к пастору. — Я рад, что вы приехали. — Он наколол на вилку очередной кусок торта. — Вы можете объяснить, почему церковь до сих пор позволяет людям науки делать из себя богов? — Боюсь, я вас не понимаю, господин доктор, — сказал озадаченный Пауль.

— Хорошо, я поясню. Знаете, я мог бы показать вам ужасных, изуродованных, исстрадавшихся обитателей этой больницы. Они обречены на многие годы мучений, потому что мы, медики, изобрели средства для продления их жизни. Но это же противоестественно! Видели бы вы их глаза, господин пастор. Измученные, не имеющие надежды освободиться от своих исковерканных оболочек. А мы, маленькие боги, стоим на пути природы. — Шредер взял очередной кусок торта. — Прискорбно, не так ли?

«К чему он клонит?» — с тревогой подумала Ева.

— Я слышал немало разговоров о том, что некоторых не стоит оставлять в живых, но здесь — совсем другой случай. Совсем другой, — Шредер наклонился над столом. — Эти люди — человеческие существа, обладающие душой. Я думаю, этих несчастных стоит оставлять в живых хотя бы из милости.

— Ну, до меня доходили слухи о фанатиках… — начал Пауль, но, увидев, что агент Гестапо достал из кармана блокнот, осекся. — Впрочем, зачем говорить о слухах. Они обычно лгут.

— И о чем же конкретно лгут эти слухи? — спросил со швабским акцентом гестаповец, пристально глядя на Пауля.

— Да ерунда. Не стоит даже и говорить, — быстро ответил последний. Его лоб начал покрываться испариной. — Позвольте, господин доктор, я прямо отвечу на ваш вопрос. Я бы сказал… Хм… Я рад тому, что, невзирая на все достижения науки, мы можем полагаться на всевышнего Бога.