Обольщение Евы Фольк

— Хорошо. Ему мы скажем позже.

Пауль уже начал выходить из себя.

— Ева, ты же собственными глазами видела, что насилие и смерть добрались уже и до Вайнхаузена. Если ты расскажешь кому-то о вине Бибера, это вызовет только жажду мести. Но доказать, что виноваты Герковски или кто-либо другой, просто невозможно. В результате ненависть может вылиться на совершенно невиновных людей. Ты понимаешь?

Пауль попытался взять ладонь Евы, но она, отдернув руку, отвернулась к окну и уставилась на свое отражение на внутреннем стекле.

— Ну хорошо… Предположим, ты все рассказала господину Биберу. Ты можешь сказать, что с ним после этого будет? Он запросто может сойти с ума или вообще умереть. Ева, ты не должна ему ничего рассказывать. И вообще — никому.

Ева стиснула губы. Наверное, отец был прав, но пока она не хотела этого признавать. Ева молча смотрела в зияющую темноту за окном. Ей хотелось плакать. Осознание несправедливости и жестокости этого мира вгрызалось в душу безысходностью и жаждой мести. Еве ужасно хотелось отомстить за Бибера… И за себя…

* * *

Следующие несколько недель Ева изнывала, разрываемая внутренней борьбой. Жалея Ганса Бибера, она так ничего ему и не сказала о махинации с вином, но гораздо труднее ей было удержать это все в тайне от Вольфа и даже от рассудительного Андреаса. Впрочем, в субботу 24 января 1931 года ее мысли переключились на совершенно другой предмет…

Ева вошла в забитую людьми, пропитанную запахом сигарет и пива таверну Краузе. Она решила навестить Линди, которая со дня на день должна была родить. Пройдя между столами, за которыми, ссутулившись, сидели местные бездельники, Ева натолкнулась на официанта.

— Ты как раз вовремя, — угрюмо сказал он, кивнув голо вой в сторону второго этажа.

Ева бросилась наверх по деревянной лестнице.

— О Линди! — воскликнула она, вбежав в комнату подруги. — Где мама?

Вытерев со лба Линди испарину, Ева громко окликнула фрау Краузе. Та появилась через мгновение, неся кастрюлю с горячей водой. Быстро погрузив в нее полотенце, Ева принялась стирать с тела Линди кровь.

— Ты же знаешь: она хотела сделать аборт, — сказала фрау Краузе. — Она буквально умоляла об этом, но твой отец отговорил меня и пристыдил Линди. Хотя аборты сейчас узаконены.

Ева промолчала. В этот момент с улицы донесся шум двигателя, визг тормозов и звук хлопающих дверец. Ева подбежала к окну.

— Господин Оффенбахер? — озадаченно сказала она.

На лестнице раздался топот ног, и в комнату в сопровождении трех мужчин ввалился Оскар Оффенбахер. Он тут же начал давать указания, собираясь куда-то перенести Линди. Ева запротестовала.

— Тише, девчонка! Я отвезу Линди на своем грузовике в Кобленц, и твоя помощь, кстати говоря, нам тоже понадобится.

Линди застонала. Фрау Краузе оцепенело посмотрела на Оскара.

— Но… Где доктор Кребель?

— В Хорхфельде, а машина скорой помощи поломалась. Захватите несколько запасных одеял. В машине будет холодно.

Глава 8

«Никому из людей нельзя отказывать в праве беспрепятственно сохранять свое расовое наследие и принимать для этой цели необходимые меры защиты. Христианская религия требует только того, чтобы задействованные средства не нарушали законы морали и естественную справедливость».

Грёбер

,

архиепископ Римско-католической церкви

Кобленц находился примерно в десяти километрах от Вайнхаузена, однако дорога между ними была в ужасном состоянии. Давно не знавшая ремонта, она была сплошь усеяна выбоинами, из-за чего поездки по ней на машине превращались в медленное, томительное испытание. Для того чтобы добраться до парома, «Форду» Оффенбахера пришлось пробираться в раскачку через ухабы более получаса. Наконец, подъехав к переправе, пекарь дернул рычаг ручного тормоза и крикнул паромщику, чтобы тот пошевеливался. К счастью, в то утро ледоколы уже успели пройти по реке.

Оффенбахер загнал грузовик на паром, и через пятнадцать минут они уже поднимались по противоположному берегу на Кобленцерштрассе. Проехав мимо нескольких полуразрушенных кирпичных складов и заброшенных фабрик, Оскар свернул в сторону центральной части Кобленца. Сигналя и крича, он промчался мимо толпы попрошаек и инвалидов, ожидающих милостыни у церкви. Наконец, не обращая внимания на сердитый свист полицейского, Оффенбахер подкатил к парадному крыльцу клиники Святого Иосифа. Окликнув какого-то прохожего, Оскар с его помощью спустил Линди из кузова грузовика. Тяжело дыша, они подняли ее по ступеням и внесли в вымощенный плиткой коридор, где к ним на помощь бросились две монахини.

Ева ожидала, сидя вместе с Оффенбахером в холодной комнате, обстановка которой состояла из нескольких лавок и стульев. Из продуваемого сквозняками коридора то и дело доносилось быстрое шарканье подошв и скрип проезжающих каталок.