— Андреас, ты лишаешь себя настоящего пира. Оффенбахер принес несколько корзин с хлебом, Зильберман — бананы и мороженое, а Ульрих жарит колбасу. Там есть даже американские гамбургеры.
Андреас только неопределенно кивнул головой. Ганс посмотрел на него из-под козырька своей фуражки с видом человека, знающего какую-то тайну.
— Я слышал, твой брат сделал тебе на День рождения подарок?
— Что-что? — озадаченно посмотрел Андреас на Ганса. Бибер повернулся к Вольфу.
— Ева сказала, что ты ему кое-что подарил.
— Ну… — замялся Вольф, сильно покраснев. — На самом деле мой подарок еще не совсем готов. Я хотел сделать сюрприз.
Бибер изобразил удивление.
— А Ева сказала, что ты подарил его Андреасу на День рождения. В прошлом месяце.
— Я… Я решил кое-что доработать, а потом уже подарить. А вы взяли и испортили мой сюрприз.
Вольф вернулся к Еве с маленьким букетом полевых цветов, который он наспех нарвал на берегу реки.
— Почти такие же красивые, как ты, — сказал он, снимая свою коричневую фуражку.
Ева, покраснев, приняла букет обеими руками.
— Я пытался уговорить его, но он не хочет. Ты же знаешь, каким бывает упрямым Андреас.
— Ничего страшного. Правда. Может, это даже и к лучшему.
— Вы оба через многое прошли, — сказал Вольф, слегка прикоснувшись пальцами к руке Евы. — Я просто хотел помочь.
Ева улыбнулась. Ее влекло к Вольфу, как никогда прежде. Наверное, на нее так повлияло его неожиданное сочувствие к брату. Или же — униформа Вольфа, красиво облегающая его широкие плечи. Или, возможно, — его светлые волосы, переливающиеся под майским солнцем, подобно зрелой пшенице. Ева почувствовала, как от прикосновения Вольфа внутри нее разгорается страсть.
— Знаешь, я хочу тебе кое-что объяснить, — сказал он. — Я на самом деле еще не подарил Андреасу ту тарелку.
— Как это?
— Ну, я же только сказал, что сделал ее, а не подарил. Я… Я хотел ее немного доработать.
— Да я же не против.
— Просто Бибер удивился, поэтому я подумал, что…
— Да ничего страшного, Вольф. Самое главное, что ты заботишься о своем брате.
С честью выпутавшись из неловкого положения, Вольф быстро сменил тему разговора, переключившись на мотоциклы и «Гитлерюгенд». Впрочем, вскоре беседа из диалога превратилась в его страстный монолог о героизме, жертвенности и долге настоящего немца.
Слушая его, Ева улыбалась своим мыслям. Она подумала, что Вольф — еще больший романтик, чем Андреас, хотя их романтизм находился на противоположных полюсах. Один был бескомпромиссным и храбрым воином, в то время как другой — чувствительным и утонченным поэтом. И все же, в этой бесшабашности Вольфа для Евы было что-то непостижимо привлекательное.
Вдруг, резко замолчав, Вольф прокашлялся.
— Ева, я хотел бы у тебя кое-что спросить.
Остановившись, Ева вопросительно посмотрела на него.
— Я… Э… В общем, я хотел бы открыто ухаживать за тобой.
Сердце Евы учащенно забилось. Она все больше и больше времени проводила с Вольфом: если не на гонках, то в церкви или во время деревенских праздников. Несколько недель назад, когда они гуляли вдоль реки, он даже взял ее за руку. Открытое ухаживание подразумевало, что Вольф будет приходить к ним по воскресеньям на кофе, чтобы общаться с родителями Евы. Такие вечера считались предвестниками скорой свадьбы. В голове Евы вихрем пронеслись записи из ее дневника. «Рядом с ним я чувствую себя в безопасности… Когда он рядом, я обретаю уверенность в будущем… Мне хорошо с ним…» Но тут ее мысли перенеслись на Андреаса. Ева знала, что для него это станет ужасным ударом… Но имело ли это теперь какое-нибудь значение? Уткнувшись носом в свой маленький букетик, она втянула в себя аромат цветов.
— Да, Вольф. Я согласна.
Запись в дневнике: