Обольщение Евы Фольк

— Шнайдер думает, что Оффенбахеру перестал нравиться курс партии. Он постоянно болтал лишнее во время собраний в таверне… Говорил, что Германия снова объединилась, и этого достаточно.

Ева помахала Ульриху Оберману — подмастерью мясника.

— Хороший Ульрих человек. Даже жаль, что он — католик.

— В июне он уезжает в трудовой лагерь.

— Оскар рассказывал, что Ульрих сильно разозлился из-за того процесса над священниками в Кобленце.

— Если ты растлеваешь мальчиков, то тебя следует повесить, — проворчал Вольф.

— Ульрих думает, что обвинение было сфабриковано, чтобы держать в узде католическую церковь. — Ева, остановившись, опустила чемодан на землю, чтобы размять занемевшую руку. — Он сказал Гюнтеру, что перед тем, как уедет, принесет на исповедь свое радио.

— Что-что? — удивленно посмотрел на нее Вольф.

Ева позволила себе рассмеяться.

— Ульрих говорит, оно слишком много врет.

Вольф улыбнулся.

— Нужно это запомнить. Идем уже!

— Добрый день, господин Зильберман, и хайль Гитлер! — Вольф опустил чемоданы перед кассой магазина.

Самуэль Зильберман нервно вытер руки о свой фартук. Несмотря на угрозы и недовольство партии, он упрямо о назывался покидать Вайнхаузен.

— Добрый день, Вольф… И тебе тоже, Ева. Надеюсь, свадебное путешествие удалось?

— Да, спасибо, — ответила Ева.

Вольф пристально посмотрел на стареющего бакалейщика. Тот опустил глаза.

— Итак, вы — последний еврей в Вайнхаузене, — сказал Вольф, довольный произведенным эффектом.

Зильберман не ответил.

— А куда же уехали остальные «избранные»?

Ева положила руку на ладонь мужа.

— Вольф…

— Голдманы хотели уехать в Америку, но американцы отказались расширять свою эмиграционную политику, — спокойно сказал Зильберман. — Думаю, они перебрались в Италию. Баумы сейчас в Женеве в надежде переселиться в Палестину. Остальные уехали в Лондон.

Вольф одобрительно кивнул головой.

— Догадываюсь, ваша синагога сильно опустела. Что поделать… — Взяв щипцы, Вольф выудил из бочки с рассолом огурец и взял его куском коричневой оберточной бумаги. — Пастор Фольк прочитал мне одну статью какого-то богослова. Так вот, там сказано, что у немцев по отношению к вам, евреям, есть три альтернативы… — Вольф откусил от огурца. — Мы можем или смириться с вашими заговорами, или смешиваться с вами в браках до тех пор, пока ваша нация не исчезнет, или вывезти вас в вашу собственную страну.

Еве хотелось поскорее уйти.

— Вольф…

— С первым вариантом, конечно же, нет вопросов. С вашими заговорами мы миримся издавна, — Вольф опять откусил от огурца. — Второй вариант не понравится вашим раввинам. Они же считают, что вам унизительно вступать в брак с нами, «гойскими псами». Так, кажется, они нас называют? — Вольф помолчал, ожидая ответа Зильбермана. Так и не дождавшись, он продолжил. — Итак, как по мне, третий вариант устраивает обе стороны, не так ли?

— Думаю, что сионисты уже прорабатывают с Фюрером подобные планы, — холодно ответил Зильберман. — Тебе от этого легче?

— Подумать только! Евреи действуют сообща с Фюрером! Получается, не такой уж он и плохой, а? — усмехнулся Вольф. — Но мы все знаем, чего хотят сионисты: отобрать Палестину у живущих там голодранцев. И, судя по сообщениям в газетах, ваши «братья» уже немало преуспели в своих планах. Те несчастные дикари еще не знают, с кем столкнулись.

— Вольф, ты хотел что-то купить? — спросил Зильберман.

Вольф повернулся к своей обеспокоенной жене.

— Ева, что думаешь насчет сладостей для детей Гюнтера? Предлагаю купить им меда или патоки.

Бакалейщик указал на одну из полок, и Ева с облегчением поспешила в том направлении. Вольф повернулся к Самуэлю.

— И еще кое-что…

Бакалейщик молча ожидал продолжения. Наклонившись к нему, Вольф шепнул:

— Хочу сделать жене сюрприз. Дайте коробку самых лучших шоколадных конфет.

* * *