Обольщение красотой

Наверняка Кристиан играл в команде Харроу. Она была презренным объектом его одержимости. И его спасением — от нее самой.

Венецию охватила паника.

До этого момента можно было вообразить, что Кристиан простит ее маскарад. Но не после того, как он рассказал о своей ахиллесовой пяте человеку, которого он последним на свете посвятил бы в свой секрет.

Этого он ей не простит. Никогда.

Кристиан поднялся на ноги.

— Пожалуйста, скажите что-нибудь.

Но она не могла говорить, охваченная нарастающим отчаянием. Их роман должен кончиться здесь и сейчас, прежде чем положение станет еще хуже.

Она повернулась к нему спиной и замерла, ухватившись обеими руками за край письменного стола, словно ноги отказывались держать ее. Кристиан молчал, подавленный сознанием, что причинил боль женщине, которая принесла ему столько тепла и радости.

Он погасил свет, подошел и снял с нее вуаль.

Баронесса прерывисто вздохнула. Он уперся ладонями в стол по обе стороны от нее и поцеловал ее волосы, глубоко вдохнув чистый сладкий запах.

— Я люблю вас. — Слова, казалось, слетели с его губ сами, как выпархивают из коконов бабочки, когда приходит их время. Он тоже чувствовал себя преображенным — из мальчика, который принял увлечение за любовь, в мужчину, который наконец понял, что творится в его сердце.

Она вздрогнула.

— Вы — та женщина, которую я ждал всю жизнь.

Она резко повернулась и зажала его рот ладонью.

Кристиан убрал ее руку.

— С самого начала… помните, мы встретились в лифте? Вы полностью завладели…

Она не позволила ему продолжить, приникнув к его губам в страстном поцелуе. Кристиана захлестнуло облегчение. Она по-прежнему с ним — и с таким пылом, словно ей невыносимо малейшее расстояние между ними. Его охватила лихорадка. Он подсадил ее на стол и задрал юбку. Она нетерпеливо дергала за завязки своих панталон. Он готов был опуститься на колени, чтобы поклоняться ей, но она не желала отрываться от его губ.

Вместо этого она расстегнула его брюки и без всяких предисловий приняла его в себя. Кристиан был невыразимо возбужден — ее прикосновениями, ее вкусом, чистым, как дождевая вода, ее страстью. Она прерывисто дышала, дрожа от нетерпения и побуждая его к дальнейшим действиям.

Слов не требовалось. Ничто в мире не имело значения, кроме них двоих. Наслаждение нарастало, пока не обрушилось ни них, как лавина, сплавляя в единое целое, где не было тайн и взаимных упреков.

Ничто больше их не разделяло.

Кристиан проснулся в полной тишине, с нелепым ощущением, что сердце «Родезии» перестало биться. Ему потребовалась секунда, чтобы осознать, что шум двигателей затих.

Очевидно, лайнер бросил якорь в Куинстауне.

Он инстинктивно потянулся к баронессе, но ее не было в постели, где большую часть ночи они продолжали заниматься любовью, наслаждаясь интимной близостью. Он окликнул ее, предположив, что она в гостиной или в туалете. Ответом ему было молчание.

По его спине пробежали мурашки — она никогда не уходила, не попрощавшись. Он схватил свои карманные часы, лежавшие на прикроватной тумбочке. Пять минут девятого — довольно поздно для него. Возможно, она не хотела тревожить его сон. Он натянул кое-какую одежду, быстро набросал несколько слов, объяснявших его возможное опоздание на прогулку, и позвонил стюарду, чтобы тот отнес записку баронессе.

Стюард вернулся, когда Кристиан намыливал лицо, собираясь бриться.

— Сэр, стюард, в ведении которого находится каюта баронессы, сказал, что она сошла на берег.

Кристиан медленно повернулся.

— На экскурсию?

В Куинстауне океанские лайнеры пополняли свои припасы, и случалось, что пассажиры использовали время стоянки, чтобы познакомиться с сельской Ирландией.

— Нет, сэр. Она попросила выгрузить на берег ее багаж.

Она ушла. А прошлая ночь, которую он принял за начало новой эры для них обоих, была ничем иным, как долгим и молчаливым прощанием. Она не поверила в его любовь. Она не поверила, что он избавился от своей одержимости, и не могла вообразить приемлемого будущего для них.

Все возможности, которые воспрянули в жизни с ее появлением, начали закрываться, одна за другой, и его сердце вместе с ними.

— Возможно, она еще стоит в очереди ожидающих высадки на берег, сэр, — сказал стюард. — Если хотите, я могу сходить вниз и посмотреть.

Ах да, очередь ожидающих высадки. «Родезия» не приставала к берегу, и пассажирам приходилось ждать, пока их с багажом перевезут на берег на катерах.

Кристиан смыл с лица мыльную пену, набросил пиджак, схватил шляпу и бросился на главную палубу. Небо было серым, как и Атлантика. Даже Ирландия, обычно ярко-зеленая, казалась неприютной и унылой.

Он протиснулся через толпу, лихорадочно отыскивая глазами знакомый силуэт. Казалось, все обитатели корабля собрались у места посадки на катер. Пожилые дамы прохаживались парами. Дети привставали на цыпочки, заглядывая за поручни. Молодые американцы болтали о Букингемском дворце и домике Шекспира, радостно приветствуя катер, направлявшийся к «Родезии».