Обольщение по-королевски

Рольф встал и отошел от него, позволяя тем самым Мак-Каллафу подняться на ноги. Атаман шайки подтянул штаны и сделал глубокий шумный вздох, как будто до этого он долго задерживал дыхание. Затем темные глаза Мак-Каллафа недоверчиво вгляделись в лицо Рольфа, как будто атаман ожидал увидеть на нем выражение торжества.

— Желаю спокойной ночи, — произнес Рольф, слегка склонив золотоволосую голову. Шотландец коротко кивнул.

— Я никогда не забуду этого.

— Я не верю.

— Думаю, что если я забуду, ты повторишь свой урок и мне придется вспомнить.

— Ты недооцениваешь меня, — произнес Рольф, — я никогда не теряю попусту время на те действия, которые оказались неэффективными.

— Ну да, — проворчал Мак-Каллаф и направился к двери. Открыв ее, он остановился на пороге и обернулся с обиженным выражением лица, как человек, пригревший на своей груди змею и только что узнавший об этом. Он покачал головой и быстро закрыл дверь за собой.

Анджелина обернулась к Рольфу, нахмурив брови.

— Вам нужно было использовать его как заложника, как прикрытие, чтобы обеспечить свою безопасность во время побега и беспрепятственно миновать посты при выходе из лагеря.

— А где гарантия, что он представляет собой такую уж большую ценность и может служить прикрытием? Постовые вполне могут расценить его смерть, как меньшее зло для себя, чем потеря того богатства, которое они связывают со мной. Более того, я не имею возможности узнать, где сейчас находятся мои люди и не имею возможности предупредить их, чтобы они не возвращались сюда к разъяренным разбойникам, которые захотят выместить на моих друзьях свою злость. Кроме того, какой мне смысл бежать, оставив Клэр здесь, а в такой щекотливой ситуации, я не смогу взять ее с собой, без опасения, что она подведет меня в решающий момент. Наконец, существуете еще и вы, моя милая Анджелина. Подвергать вас риску, увлекая в столь опасное предприятие, этого я не могу себе позволить. Но я не могу также и оставить вас, уйдя один.

— Прошу прощения за то, что я, оказывается, такая обуза для вас! — Анджелина быстро отвернулась от не го, пряча свое смущение и чувствуя, что на ее глазах закипают слезы, которые она не хотела показывать ему.

— Вы неправильно меня поняли.

Звука его спокойного голоса было достаточно, чтобы у Анджелины сразу отлегло от сердца.

— А что здесь понимать?

— То, что вы слишком необходимы мне, поэтому забота о вашей безопасности ничего общего не имеет с обузой и вовсе не в тягость мне.

Затаив дыхание, Анджелина круто повернулась, чтобы взглянуть ему в лицо. Ей так хотелось уяснить смысл сказанных им слов, расшифровать их точно и однозначно, но ее обычные сомнения снова взяли верх над ней, и она сдержала себя. Она вполне готова была признать, что кое-что значила для него; но что его чувство было глубже, чем сексуальное желание, к которому примешивались, возможно, некоторая доля сочувствия и раскаяния, — было сомнительно. Защищаясь от самой себя и от него, она начала говорить резко и язвительно:

— Если вас действительно так заботит благополучие моей персоны, почему вы скрыли от меня такой важный факт, как ваше выздоровление? Почему вы вынуждали меня порхать вокруг вас, нервничать из-за вашего притворного недомогания, бесконечно готовить вам бульоны и жидкие каши, которые, как я теперь думаю, вы тут же выливали в ночной горшок!

— Нет, нет! — в его глазах играли озорные искорки, — я все аккуратно выпивал.

— А Густав в это время тайком таскал вам еду с кухни, к примеру, ту жареную индюшатину, с которой я его выставила из комнаты.

— Признаю, это была огромная жертва с моей стороны, разрешить унести из-под носа такой лакомый кусок, так и не попробовав его.

— Да, вы доверились всем — и Густаву, и Леопольду, всем, кроме меня. Я вполне допускаю, что каждый ваш телохранитель знал о вашем выздоровлении и втайне смеялся надо мной, считая меня дурочкой, сходящей с ума от беспокойства о вашем здоровье, когда опасность давно уже миновала, — и сжав свои кулачки, Анджелина выкрикнула, чуть не плача: — Но почему?

Он не спеша заткнул нож за ремень брюк, повернулся к ней и нежно взял за руки.

— Потому что Мак-Каллаф не спускал с вас своих глаз, как, впрочем, и все остальные разбойники. И я не мог быть уверен, что, узнав всю правду о моем состоянии, вы будете так же баловать и нежить меня, кипятить мне молоко и своим скорбным и озабоченным видом лишать стражей бдительности.

— Но какое это имеет значение, раз вы все равно находитесь в плену? — не желая того, Анджелина успокоилась и говорила теперь вполне мирным тоном.

— Если бы я мог совершенно оправиться от ран так, чтобы разбойники этого не заметили, тогда легче было бы придумать какую-нибудь хитроумную уловку, чтобы бежать отсюда, пока бдительность стражей усыплена.

— Но так много времени потеряно вами зря! Я думала, что прежде всего вы стремитесь поговорить с Клэр, чтобы узнать, как был убит ваш брат?