Раздался резкий звук, как будто напильником прошлись по пиле — это Густав громко, предупредительно кашлянул, кивнув в сторону Андлежины.
Освальд, недовольно нахмурившись, замолк и даже слегка покраснел, но тут же румянец неловкости сошел с его раздраженного лица.
Рольф оторвал глаза от бокала с бренди.
— Здесь поблизости есть женский монастырь?
— Нет, не монастырь в обычном понимании слова. Это — школа при маленькой монастырской обители, в которой преподают три монахини.
— Надеюсь, ты ничего не упустил при осмотре?
Вопрос прозвучал довольно зло и язвительно. Но было заметно, что Освальд рад дать на этот счет исчерпывающий ответ.
— Ничего. Я все проверил лучшим образом, не вызвав и тени подозрения. Это маленькая обитель, где обучаются двадцать или тридцать юных созданий, большинство из которых живет на полном пансионе при обители в зимнее время года. Школа была учреждена одной леди из местных прихожанок по обету, данному во время болезни ее малолетней дочери. Молоденькая леди, с которой я говорил, очаровательная кокетка, остановившаяся завязать шнурок на туфельке как раз в то время, когда я спешился, чтобы подтянуть подпругу, сказала, что в обители только три взрослых дамы. Это их учительницы-монахини. Среди же учениц нет новых пансионерок, и никто из женщин в возрасте около двадцати лет давно уже не посещал обитель.
— Я не могу вообразить себе, чтобы мадемуазель де Бюи отправилась в монастырскую школу, — это замечание сделал Мейер, улыбка скрыла его уродливый шрам в уголке рта, но в его беспокойно бегающих глазах таилась тревога.
Рольф вдруг резко повернулся в сторону Анджелины, вызывающе обратившись к ней:
— А вы что думаете о такой возможности?
Вопрос был для нее полной неожиданностью.
— Что я могу сказать? Если вы верите, что Клэр там, вы все равно перевернете вверх дном всю обитель. А если уверены, что там ее нет, оставите монастырь в покое. Это ваше дело. Если же хоть что-то может повлиять на ваше решение, то я хочу напомнить вам, существуют определенные законы жизни святой обители, которые нельзя нарушать.
— Вообще-то я в этом ничего не понимаю. Но, впрочем, мы еще посмотрим что к чему, — произнес принц с задумчивым взором. — А вы хорошо знаете эту школу?
— Я там училась с двенадцати лет и до недавних пор.
Он коротко глянул на нее взглядом, полным нескрываемой иронии — так нарочито подчеркнула она свою принадлежность к веренице невинных созданий, которых только что описал Освальд.
Но допрос принца на этом не кончился. Один за другим его люди докладывали ему об увиденном и услышанном, описывая места и людей — стариков на уличных перекрестках, женщину, добывающую мох с коры деревьев, чтобы набить матрас, мальчика, погоняющего корову домой с пастбища. Они добрались до самого русла реки, завязали разговор даже с одним черным рабом, а двое из них доехали по поручению принца до города, прочесав его вдоль и поперек. Они навели справки у приходского священника маленькой церкви во имя Святого Мартина.
Густав, которому нечего было доложить после целого дня несения службы в доме, взял меж тем яблоко с большого блюда, где они возвышались остроконечной горкой. Тщательно установленное равновесие было нарушено, и еще одно яблоко скатилось по столу на колени Густава. Одноглазый страж подобрал второе яблоко и, зажав его в руке, вонзил крепкие белые зубы в сочную мякоть первого. Через несколько мгновений он отбросил в сторону огрызок и, достав еще один плод, стал жонглировать двумя яблоками, перебрасывая их из руки в руку. Красно-коричневые яблочки, поблескивая в полутьме полированными боками, быстро мелькали в воздухе.
Густав снова бросил взгляд на блюдо. Освобождая пространство третьему яблоку, он все выше и выше подбрасывал поочередно первых два. Поглощенный своим занятием, он забыл о низко висящей люстре с расположенными в ее ячейках пятидесятью свечками. Когда он потянулся за третьим плодом, высоко взмывшее яблоко сильно ударилось о металлическую основу люстры, и одна из восковых свеч, выпрыгнув из своего гнезда, дымя и разбрызгивая воск, устремилась вниз на стол.
Выругавшись, Густав молниеносно отдернул руку от блюда, поймав свечу, которая метила как раз на салфетку, еще в воздухе. Одновременно он отклонился так, чтобы не дать упасть стремительно снижающемуся яблоку и снова ввел его в игру — и так неистово извиваясь и балансируя, он ни на минуту не прекращал жонглировать двумя яблоками и погасшей свечой.
Мужчины за столом разразились громом аплодисментов и подбадривающими возгласами. Безрассудный Освальд с беспечной улыбкой на устах вскочил на ноги.