Обольститель

Занавес упал, и зал тотчас взорвался аплодисментами.

Занавес снова поднялся, и Мэри оказалась среди вышедших на сцену актеров; она улыбалась, раскланивалась.

К ее ногам бросали цветы, элегантно одетые мужчины толпились перед сценой. Занавес опустился, публика возмущенно заревела, занавес снова взлетел вверх. Мэри осталась одна... весь театр обезумел от радости.

Позже в «Зеленой комнате» ее окружили люди. Она слышала имена, которые мистер Робинсон произносил с трепетом благоговения. Там находился лорд Мальден, друг и конюший принца Уэльского; его черный бархатный камзол был расшит золотом.

«Миссис Робинсон, для меня большая честь поцеловать вашу руку...»

Герцог Камберлендский одобрительно рассматривал ее. Родной брат короля! В какое общество она попадает! И ей платят за это. Она не погрязнет в долгах.

«Герцог Камберлендский желает быть представленным».

Порочные глаза изучали ее. Его Светлость еще никогда не видел такой восхитительной Джульетты, Он выразил надежду, что она предоставит ему счастливую возможность любоваться ею чаще.

«О господи, нет, — подумала она,— я должна проявлять бдительность. Вам и всем другим придется понять, что я — леди, хоть и играю в театре». Шеридан оберегал ее. Он считал Мэри творением своих рук. Он увидел ее потенциал, уговорил Гаррика заниматься с ней. Она увеличит его доходы и сделает еще более счастливым.

«Миссис Робинсон утомлена, господа. Пожелайте ей хорошего отдыха, который она заслужила».

Она вернулась в свой дом на улице Великой Королевы и принялась говорить с матерью об этом вечере и грядущих триумфах.

***

Они пришли весьма быстро и в большом количестве, но Мэри больше не доводилось испытывать радостное волнение того первого вечера. Театр стал ее жизнью. Мать взяла на себя заботы о маленькой Марии; мистер Робинсон жил в их доме, но теперь он не имел права голоса. Ему приходилось помалкивать и не вмешиваться в жизнь жены. Мистеру Робинсону было невыгодно портить карьеру Мэри, потому что она оплачивала его карточные долги из своих гонораров и выдавала ему скромное пособие. Эта добавка к его зарплате, как презрительно говорила Мэри, позволяла ему обеспечивать себя и своих любовниц.

Мистер Робинсон пребывал в подавленном состоянии. Он поступил мудро, женившись на Мэри; он всегда знал это; теперь он убеждался в своей правоте. Конечно, обидно оказаться на втором плане, но зато жена обеспечивала его материально, к тому же он предпочитал кухонных девок утонченной красоте Мэри.

«Тяжкие дни остались в прошлом»,— говорила Мэри матери.

Похоже, это было правдой. С каждой ролью ее актерское мастерство возрастало, она становилась все прекрасней. Туалеты, которые она носила на сцене, восхищали ее; она уделяла им много внимания; перед каждой премьерой театралы гадали, в каких нарядах появится миссис Робинсон на этот раз. Публика могла быть уверена в одном: они будут необычными и красивыми.

Она посещала общественные места — «Пантеон» и «Ротонду», «Воксхолл» и «Рейнлаф»; везде люди с восхищением смотрели на знаменитую миссис Робинсон, одевавшуюся так, как не одевался до нее никто.

Шеридан восторгался ею, а она — им. Она находила его неотразимым и постоянно помнила о том, что он дал ей шанс. С ним она делилась своими проблемами; он знал, как ее раздражает мистер Робинсон с его вечными карточными долгами. Она рассказывала Шеридану о лишениях, выпавших на ее долю в долговой тюрьме. Он знал, что она никогда до конца не освободится от этих воспоминаний. Будучи талантливым драматургом, он понимал Мэри лучше, чем она сама понимала себя.

Мэри была прирожденной актрисой; на самом деле она играла не только на сцене, но и за ее пределами. История ее жизни была одной большой ролью, в которой Мэри являлась жертвой либо объектом восхищения, однако всегда оставалась в своих глазах порядочной и добродетельной героиней. Ее мотивы всегда представлялись благородными. Шеридан знал Мэри, и она пленяла его. Она обладала уникальной красотой. Он не мог сравнить Мэри со своей женой Элизабет. Красота Элизабет была одухотворенной. О, его святая Элизабет! Он любил Элизабет, но был влюблен в Мэри Робинсон и не считал себя обязанным, как он сам говорил, отказывать себе в чем-либо из ложного благородства. Она стала его любовницей. Она разыгрывала смущение, поначалу уклонялась от близости. Говорила ему, что чувствует себя неловко из-за того, что у него есть жена.

«А у тебя — муж,— напомнил он ей,— что делает нас парой».

«Ты шутишь о священных вещах».

Его дорогая Мэри не умела ценить юмор. Но он был очарован ее недостатками не меньше, чем достоинствами.

Она познакомилась с Элизабет, и это, по словам Мэри, вызвало в ее душе смятение.