«Едва мы взошли в саклю, где были три телушки, как товарищ мой кинулся к одной из них и хватил ее кинжалом по горлу. Раненое животное еще не успело упасть, как он отрезал у нее язык, быстро развел огонь и, не дождавшись как следует, с жадностью съел его тут же».
Между тем, добываемой воды, отравленной трупным ядом, вследствие чего началась смертность, все равно не хватало. Погибающие от жажды вынуждены были пить собственную мочу.
По отношению к осажденным турки почти ежедневно соблюдали единообразный порядок. По утрам около восьми часов, а по вечерам около четырех вся линия турецких войск вместе с артиллерией начинала усиленную пальбу, продолжавшуюся часа по два, По ночам же к подошве горы, на которой стоял замок, выходили партии вооруженных турок и самым беспощадным образом препятствовали ходокам за водой.
А дела без воды были совсем плохи. От ее недостатка солдаты падали замертво. Как-то был найден один из них, лежавший без чувств у крепостной стены. Кружка пожертвованной ему воды воскресила несчастного, другая — окончательно привела его к жизни.
«Тяжело мне было, — рассказывал он, — внутренность горела огнем, во рту совершенно высохло и не было слюней. В десяти шагах не мог узнавать товарищей, в голове слышался громкий гул, а бессилие во всем теле не позволяло стоять на ногах».
Чтобы понять, до какой степени доходили мучения от жажды, достаточно сказать, что многим не приходилось по два дня получать хоть каплю воды. Нередко страдальцы целовали ноги счастливцев, добывавших воду умоляя их поделиться сокровищем, но каждого из просителей ожидал категорический отказ. В осажденном Баязете, когда речь шла о воде, понятия «друг» или «брат» были забыты. Изнывающие от жажды стремились за любые деньги добыть хотя бы глоток воды.
В самый разгар осады турки иногда проявляли свое изощренное «великодушие», открывая на какое-то время доступ к реке, заваленной мертвыми. Для жаждущих это не имело никакого значения.
Рано утром, быстро достигнув реки, смельчаки, не теряя ни минуты, наполняли бурдюки и, возвращаясь обратно, не подозревали, что смерть их караулила. Турки находились в засаде и следили за каждым шагом охотников. Лишь только возвращавшиеся с драгоценной добычей охотники появлялись на открытом склоне горы, как из сотни уже заранее наведенных винтовок разражался убийственный залп, и добрая часть удальцов падала у стен цитадели. А из самого замка, тем временем, истошно кричали:
Рассказы участников баязетской трагедии о нехватке воды были переполнены и другими ошеломляющими фактами.
Вот что записал со слов очевидцев генерал К. К. Гейнс.
«Ночь, мешавшая видеть мерзость разложения и ощущать освежающий холод воды, помогала даже трупным ядом утолять жажду с наслаждением. Это не мешало пившим мочу употреблять принесенную воду и на другой день, когда глазам их представлялась не вода, а густая мутно желтая вонючая жидкость, переполненная трупными червями. Приобретавшие такой напиток берегли его как сокровище: за каждую пророненную каплю при питье артельного запаса, за каждый обмокнутый кусочек сахара на виновного сыпалась брань со всех сторон».
Вода в цитадели была и самой высокой наградой. При ее наличии четверть ведра выдавалось орудийному расчету, если артиллеристы попадут в турецкий редут.