"Потому что, кроме меня, все остальные мяли свои жопы и ничего не делали. А двое из девяти и вовсе лежат себе белоснежками, пока семь гномов отбивают очередное нападение. А их узкоглазая Мелисента шляется где-то в другом месте. Таким Макаром наши спящие красавицы дождутся, что вместо принца к ним заглянет Рюк требовать предъявы за отравленное яблоко".
И снова шутка не принесла ему никакого удовлетворения. С жизненными неурядицами всегда лучше всего справлялся юмор. Это справедливо даже для человеконенавистнических идей. Недаром военная пропаганда изображает своих врагов смешными каррикатурными уродцами. Так было в Первой Мировой среди всех воюющих держав, так поступали с евреями страны-союзники Третьего Рейха, не говоря уже о более поздних примерах. "Тараканы" в Руанде, "террористы" в Сербии, Ливии и Ираке, продолжать можно бесконечно.
Поэтому смех — важный механизм адаптации человека к внешним условия. Для самого Стаса отсутствие такой реакции являлось не просто тревожным звоночком, а целой сиреной. И теперь он отбросил наивность и пофигизм, впал в другую крайность. Он больше не пытался встать на чужую сторону, просто гнул свою линию, распространял ее на всех знакомых людей без исключений, движимый обидой и жаждой мести.
"Ты пока не самый крутой парень в Форте. Даже не самый крутой в отряде. Кань убил не меньше демонов, чем ты, прежде чем истечь кровью. А твои товарищи добили птицу, которую ты всего лишь прогнал".
"Пошел ты! Они все равно умерли. А без рейда, как в прошлый раз, явно не поздоровится всем новобранцам. Вплоть до вайпа! Вряд ли тоже самое будет для основного гарнизона… Зато Ксина накажут за такой косяк. Он ведь был главный по рейду в Насыпь.".
"Вряд ли, к тому же это несправедливо".
"Плевать! Пусть страдает, ханжеская морда".
"Но ведь он ничем не обязан мне и явно был не в восторге от такого исхода. Может быть даже переживал или планировал спасти тебя из-под допроса, надо было просто остаться в живых и прорваться к стене…"
"Ага, переживал. Что не вытянет из меня все жилы в поисках ответов! Я ведь помню его «костерком, костерком». Больной ублюдок".
Ворота показались на горизонте быстро, слишком быстро для Стаса. Тот так и просидел в своем внутреннем диалоге все время, пока они шли вперед. Даже пережил еще парочку нападений всякой мелочи, при этом совершенно их не заметил. Тело само отбило все атаки, пусть и не столь эффективно, как при внимании "наблюдателя у монитора". Впрочем, он не пострадал, а большего требовать от рефлексов было бы глупо.
Окружающие уже давно заметили странное поведение своего соратника, однако тактично молчали. Сам же попаданец то начинал бормотать себе под нос, то горько хмыкал, то сжимал кулаки и скрипел зубами так, что треск стоял на всю округу. При этом исправно обходил ловушки, которые потихоньку начал чуять. Точнее, исходящий из них пряный запах огня, гари и связанной с этим Ци. Впрочем, он не обратил никакого внимания на свою новую особенность.
Стас был занят борьбой со своими страстями. Первый раз за все время пребывания в Форте невозможность делать то, что хочется именно сейчас, по-настоящему его угнетала. Необходимость сдерживаться перед Ксином и сокомандниками, скрывать только что пережитые эмоции, запихивать их поглубже отрицательно сказалась на его здоровье и адекватности.
Благо, все странности мальчишки списали на влияние ауры Придворного и подавленность от комы его друга — Юншэна. Тем более, что и до этого денек выходил довольно напряженным. В общем, прикрытия хватало. Стас не подтверждал и не опровергал выводы сокомандников. Он просто слишком устал бороться со своими внутренними демонами и больше всего сейчас хотел, чтобы ненавидимый им куратор побыстрее ушел. Хоть с Акургалем, хоть без.
Попаданец никак не отреагировал на прощальные слова куратора (больше похожие на угрозу), не сказал Ту Самую Фразу, после которой Ксин подогнал ему компонент чудо-оружия в позапрошлой временной линии, не присоединился к радостному обсуждению победы. Лишь выдавил из себя короткий поклон "Чжэню лао сянь-шену", когда тот покинул их, вместе с тушей демона и Акургалем. А затем, вплоть до самой казармы упорно молчал, несмотря на все осторожные (Вань) или назойливые (Камей и Кань) попытки разговорить его. Благо, парня быстро оставили в покое, так как взрослые и сами были не прочь отдохнуть.
Стас же небрежно опустил тело фармацевта на его кушетку, поправил его парой тычков, перевернул на спину, после чего со злостью прыгнул на свою собственную шконку. Словно обиженный ребенок, который слишком сильно хлопает дверью или громко топает по половицам в попытках хоть как-то донести до родителей собственное неудовольствие.
Вот только сам попаданец, несмотря на молодое тело, ребенком не являлся ни в каком виде, кроме чисто внешнего. Поэтому кровать под напором его дурной силы попросту переломилась, после чего с грохотом рухнула на пол веером обломков вместе с самим виновником происшествия.