Поэтому сегодня рачительные десятники пинками выгоняли нерадивых подчиненных на любую пришедшую им в голову работу, лютовали больше обыкновенного. Благо, подавляющее большинство черни плохо умело следить за датами. По крайней мере, в отрыве от привычного окружения и климата. Многие вообще успели забыть, какой сейчас месяц.
Или оказались сломаны прифронтовыми буднями достаточно, чтобы окончательно забыть прошлую жизнь.
"Впрочем, вряд ли мои новобранцы настолько скудоумные, чтобы забыть такую дату. Или настолько бесстрашные, чтобы сказать мне об этом светлом празднике с намеком", — Безучастно подумал он. Тоска накрыла его с новой силой, в голове сами собой возникли затверженные до мозолей строки.
Бранный герой распростился с супругою,
бранный герой — на войне.
Вороны каркают в пурпуре солнечном,
красная гарь на окне.
Веткою тополя блеск стали видится
В тучах просвет.
Ива согнется, а тополь — сломается
Их больше нет.
Мрачно и с надломом закончил он свою беззвучную декламацию. Последнее четверостишье принадлежало ему самому, а не мастеру, но Ксин думал, что давно мёртвый поэт на него не в обиде. Иногда ему хотелось прочитать этот стих Ланю, но он каждый раз сдерживался.
Его трепетно ненавидимый соперник редко держал язык за зубами. По крайней мере, внутри их небольшого кружка по интересам. Тем более, среди Фенга и остальных до сих пор ходят шутки о его увлечении стихами и даже — стихосложением, так еще и намек здесь слишком очевидный.
"Сломанная ива и тополь" — мотив из "Антологии династии Хань". Обещание двух друзей на берегу реки: когда они расставались, то пришли на берег реки и, сорвав по ветке ивы или тополя, подарили друг другу на память.
В тот раз их молодой четверке выпускников показалось забавным сделать также. По иронии судьбы, ива выпала только одному Чжэню, остальные использовали тополь. У Гвардейца было трое соратников: дальних родственников, ставших близкими друзьями. Спустя десять лет из блистательной четверки гвардейцев остался в живых только он сам.
Он сам да его язвительный соперник со времен училища — Лань. А месяц назад пропал и он.
"Прочту ему, когда вернется", — Решил вдруг Ксин, — "Та бойня перекрутила его еще сильнее, чем меня самого. А если расскажет… Пускай. Следующий мой стих будет о том, как огромные демоны-мужеложцы поджаривают ему в Диюй пятки. Где под пятками имеются в виду совсем другие органы и даже не одни".
Десятник заорал на людей в казарме особенно сильно. Ксин против воли поморщился от мерзкой вибрации в его луженой глотке. Минус бытия культиватором. Слабосилки вокруг понятия не имеют, насколько уродливым и несовершенным является их собственное тело. Распадающийся на какофонию отдельных тонов голос, дребезжание в челюсти, хрипы в горле, странные тики на лице.
Если человеческое тело — совершенно, как говорил один из мудрецов, то разве что в смысле: "совершенно никчемно". Как и сам мудрец, в чьем дырявом котелке самозарождаются такие жемчужины разума. Прямо, как мыши в грязном белье, мухи в казарменном супе или дети у двух рабов в сарае.
Акургаль неистовствовал. Он ярился и кричал в несколько раз сильнее и чаще, чем обычно. Ничего особенного, десятники вообще любили показать свою мелкую, иллюзорную власть. В основном, через унижение самых слабых своих подчиненных. Но конкретно этот горлодер отличался от них в лучшую сторону. Он был на удивление рационален и справедлив.
Для мешка навоза, однако подобные качества все еще удивляли Ксина. Обычно, выбирая по степени ответственности между заполненной до краев зловонной дырой уличного туалета и очередным десятником, он выбирал дыру. Но не в данном конкретном случае. А значит, состояние повышенной возбудимости Акургаля было вызвано второй очевидной причиной, после самоутверждения.
"Эти ублюдки опять накосячили. Причем достаточно серьезно, чтобы все, включая пунктуального аркчжэня, забыли прибыть к началу часа змеи", — Сделал вывод их куратор.
В любой другой день подобное обстоятельство вызвало бы у него отстраненный, немного гадливый интерес, а также душную волну ярости и красную пелену на глазах. Он бы разобрался в причинах, а затем показал невежественной деревенщине, почему правила Форта не стоило нарушать никому из них.
Плевать. Ему сейчас не с руки копаться в грязи нечистой на руку черни. Слишком большая дыра в груди, слишком ноет его предчувствие, слишком много плохих эмоций с самого начала дня. Акургаль и сам способен справиться с этим стадом. Тем более, они отличались от других новобранцев еще сильнее, чем их десятник — от командиров других отрядов.