Оборона дурацкого замка. Том 5 (СИ)

— Не слышу радости в твоем голосе. А я, между прочим, предлагаю тебе ДЕЛО. В одном милом и щедром подвале, помимо нужной мне вещи, осталась куча всяких ценностей, редкостей, а то и вовсе артефактов. Последние я еще и обнаружить смогу благодаря моей чувствительности к Ци. Чувствуешь вкус денег?

— Нет, только от той дряни, которую продает господин распорядитель под видом вяленого мяса. Он там с демонов, что ли, куски срезает? — Честно ответил Ма. Однако его плечи расслабились, а во взгляде начал мало-помалу разгораться энтузиазм пополам с хорошо знакомой алчностью.

* * *

— Иккагецу оказался самым слабым звеном. Жажда наживы вообще плохой мотиватор для людей, — Продолжал Саргон ровным, усталым тоном миллионера в отставке, — С моим вторым помощником такого не произошло. Умелый, компетентный, деликатный. Настоящий профессионал своего дела. По крайней мере в той области, для которой я его привлек. К тому же заинтересовать его оказалось даже проще, чем бывшего вора…

Раздербаненный труп какой-то летучей нечисти шлепнулся прямо на лицо рассказчика, однако тот не обратил на это ровным счетом никакого внимания. Так и продолжал активно жестикулировать да корчить пафосные рожи персонажей Квентина Тарантино.

— О, я помню тот момент, когда мы встретились. Это был хороший момент. Пускай не для вина, но для Предназначения! Детей для него хоть хлебом не корми, хоть задницей жуй. Бумага все стерпит. Впрочем, мне все еще было, что предложить нужному специалисту.

— Саргон, ты локтем в навоз угодил. И не только локтем. Может уже очнешься..? — Вздохнул рядом раненый, прокопченный, усталый Камей. Однако его товарищ оказался глух к его мольбам и спокойно продолжил свое велеречивое, атмосферное повествование.

Там, где он себя воображал, имели значение значение только декорации. Место для глубокого кресла, камина, звериных шкур и книжных полок с неверными огненными отблесками. Никаких отвлекающих факторов, вроде массового сражения в темноте или демонической волны. Сигара в руке, стеклянный бокал с выдержанным бренди, полное игнорирование реальности. И история. Ведь все начинается и заканчивается лишь хорошей историей.

* * *

— О, привет. А ты что здесь делаешь? — Недоуменно спросил Саргон, когда все же вернулся к своему рабочему месту. Никаких следов Ваня или Ксу. Только мнется неподалеку Айра, да стоит рядом с ней аристократ Юлвей. Он так старательно не замечал невольницу-элами, что воздух вокруг него, казалось, слегка клубился от той специфической ауры, которой могут быть наделены лишь люди, с самого рождения облеченные властью.

Не факт, что сам Юлвей осознавал эту свою особенность, однако что позволено Юпитеру, то не позволено быку. В среде аристократов, либо же окруженный собственными слугами, воинами, в общем, любыми подчиненными, он мог выглядеть так, как хотел: многозначительно, веско и с определенным нравственным посылом.

Стоя в четкой, выверенной на миллиметр позе посреди руин рядом с чумазой дикаркой, он выставлял себя на посмешище. Все может аристократ, не может только одного — проиграть, выглядеть слабым. Единственное уязвимое место его профессии.

"Возможно для Юлвея было бы лучше умереть, чем низвести себя на положение раба, с равными правами со всяким отребьем. Теперь он не хищник с вершины пищевой цепочки, а какое-то недоразумение. Медведь с вырванными зубами, дикобраз с голой задницей или змея без яда. Впрочем, сам он этого еще не осознает. Летящий вниз не может осознать глубины своего падения. Впрочем, мне, вернее, отряду же лучше".

— Чжэнь лао сянь-шен объявил общий сбор. Поторопись. Кажется, кто-то из группы нашел нечто стоящее, — Бросил самый искусный мечник в их отряде.

* * *

— Это оказалась судьбоносная встреча. Именно от нее идет точка отсчета, именно этот момент оказал влияние на всю последующую операцию. Нет не с ним…

Кадр воспоминаний, в центре которых стоит замершая на фоне развалин, бронзовеющая фигура Юлвея медленно смещается. Ближе к другому персонажу — невысокая, хрупкая фигурка невольницы приблизилась достаточно, чтобы разглядеть быстрый *зырк* на господина из-под свисающих на лоб и ниже волос.

— Да. Именно Айра в итоге оказалась спусковым крючком того чеховского ружья, которое поджидало меня на тривиальном и ненапряжном воровском «деле».

Пусть Юлвей не являлся судьбоносным персонажем, от которого наиболее сильно зависел успех всей операции, свое влияние он оказал. Чжан, скорее, представлял из себя тот самый метафорический гвоздь, из-за которого захромала лошадь, навернулся ее хозяин, а вслед за ним — и целое королевство.

Впрочем, сам аристократ, конечно же, имел ценность куда выше такого прозаического предмета. Юлвей одним своим присутствием слегка изменил течение судьбы, сделал все гораздо сложнее, бессмысленнее и трагичнее. Что бы делал Призрак Оперы, если бы рядом с его собеседниками постоянно крутился некий успешный актер? Или бабка уборщица? Впрочем, она была бы в восторге от существа, физически неспособного загаживать полы.