Ввиду общей экономической отсталости страны подавляющее число недостатков не могло быть устранено и в ходе войны. Характерно заявление Куропаткина, относящееся к вооружению маньчжурской армии. Он писал, что в 1904 году военным министерством было заказано пулеметов вьючных 246, а получено 16; пулеметов на лафетах 411, изготовлено — 56; фугасных мелинитовых снарядов — 25600, не сдано ни одного; фугасных бомб для 6-дюймовых мортир 18000, не изготовлено ни одной; скорострельных гаубиц 48, не сдано ни одной, и, наконец, из 240 заказанных горных орудий армия получила только 112{44}.
Военное дело в царской России (организация вооруженных сил, вооружение, боевая подготовка и т. д.)было отсталым. Такова же была и военная доктрина, а значит и подготовка армии и флота к войне. Об этом М. В. Фрунзе в статье «Проблемы военного строительства» писал:
«Политическая сторона этой доктрины сводилась к триединой идее — православия, самодержавия к народности, — вбивавшейся [41] в головы молодых солдат на уроках знаменитой словесности. Что же касается военно-технической части ее, то она в наших руководящих наставлениях являлась простым заимствованием у иностранных оригиналов, большей частью лишь в ухудшенном издании; но и в этом своем виде доктрина являлась мертворожденным детищем наших немногочисленных военных теоретиков, оставаясь чуждой не только всей массе рядового командного состава, но и ее высшим руководителям»{45}.
Но если среди руководителей царской армии и флота не было единых взглядов на ведение войны, то это еще не значило, что в среде прогрессивной части офицерского корпуса были совершенно забыты Суворов, Кутузов, Ушаков и утрачены основные принципы русского военного искусства. Конечно, нет. Пример этому — участники войны Макаров, Кондратенко и немногие другие. Они успешно применяли и развивали военное искусство на практике в новой обстановке.
На пути нормального развития национальной военной мысли в России стояли экономическая и политическая отсталость страны, кабальная зависимость царизма от империалистов Запада, противонародная политика господствующих классов крепостников и крупной буржуазии. Все это вместе и в отдельности приводило к забвению лучших традиций национального военного искусства, порождало преклонение перед иностранщиной, культивировало в вооруженных силах консервативные военные и военно-морские теории, проникавшие из-за границы, и т. д.
Отдельные офицеры — носители прогрессивных взглядов на развитие военного дела, опирающиеся в своей практике на богатые боевые традиции русской армии и флота, на наследство выдающихся отечественных полководцев и флотоводцев, понимали вред отрыва теории от практики и бессистемность боевой подготовки армии и флота. Но они ничего не могли изменить в условиях царской России. Кастовое офицерство-бюрократия душило в зародыше все новое, передовое, все, что противоречило «самодержавию, православию и народности». Крепостники и буржуазия готовили армию как силу, необходимую прежде всего для подавления и угнетения своего народа. Выполняя полицейские функции в стране, армия оказалась не подготовленной к ведению современной войны{46}. [42]
И действительно, как показал опыт войны, единой военной доктрины в царской армии и флоте не было. В среде высшего офицерского состава не было единых взглядов на боевую подготовку войск и на методы ведения операций: боевая подготовка проводилась различными методами не только в округах и на флотах, но даже и в крупных войсковых соединениях.
В армии и на флоте на высших должностях было явное засилье бездарных и тупых обрусевших иностранцев. Боевые традиции армии и флота игнорировались, все отечественное отвергалось, недооценивалось. Достаточно сказать, что радиоаппаратура, изобретенная А. С. Поповым за 9 лет до русско-японской войны, закупалась для русского флота за границей.
Таким образом, Россия и Япония, начав по существу готовиться к войне одновременно, оказались к началу ее далеко не в одинаковой степени подготовленными.
Разлагавшийся русский царизм оказался неспособным подготовить страну и вооруженные силы к войне с более или менее серьезным противником.
Начало боевых действий в Желтом море
Командующий «Соединенным флотом» вице-адмирал Того, находясь в базе Сасебо, 5 февраля 1904 года получил указ микадо о начале военных действий против России. На совещании флагманов и командиров кораблей Того отдал следующий приказ:
«Я предполагаю теперь же со всем флотом направиться в Желтое море и атаковать суда неприятеля, стоящие в Порт-Артуре и Чемульпо. Начальнику 4-го боевого отряда контрадмиралу Уриу со своим отрядом (с присоединением крейсера «Асама») и 9-му и 14-му отрядам миноносцев предписываю итти в Чемульпо и атаковать там неприятеля, а также охранять высадку войск в этой местности. 1-й, 2-й и 3-й боевые отряды, вместе с отрядом истребителей, пойдут прямо к Порт-Артуру. Отряды истребителей ночью атакуют неприятельские суда, стоящие на рейде. Эскадра же предполагает атаковать неприятеля на другой день»{47}.