К сожалению, Смирнов мало чем отличался от Стесселя и верил демагогу и интригану Фоку больше, чем генералу Горбатовскому, находившемуся на переднем крае. Были и другие причины оставления редутов, более важные из них — слабое артиллерийское вооружение и недостаточное оборудование в инженерном отношении. Можно сказать, что редуты оставались такими же, какими они были десять лет назад во время японо-китайской войны 1894 года; это были земляные валы, не имевшие даже рвов.
К концу дня 22 августа по всему фронту установилось затишье. Это было использовано русскими для исправления разрушенных укреплений и перегруппировки сил. Генерал Кондратенко отдал приказ о приведении в порядок линии фронта и о распределении резервов. Ночью на фронт подошли бывшие на отдыхе роты. Участвовавшие в боях моряки были сменены ротой с канонерской лодки «Гиляк» и сводным батальоном из разных морских частей. Они возвратились на корабли, потеряв трех офицеров и 146 матросов убитыми и пять офицеров и 225 матросов ранеными.
В то время, когда Кондратенко находился на позиции, где решалась судьба Порт-Артура, у начальника укрепленного района Стесселя был собран военный совет для обсуждения вопросов о недостатках крепости. В ответственный для судеб обороны момент впавшие в панику генералы, позабыв свои обязанности, заражая честных офицеров капитулянтскими настроениями, записали в журнале совета 15 пунктов, в которых говорилось, что Порт-Артур — не крепость, а скопление невероятных ошибок, [146] что здесь мало фортов и что сооружены они вопреки фортификационной науке, что орудия установлены открыто и т. д. и т. п.
Когда этот документ впоследствии дошел до военного министра Сахарова, тот написал на нем: «Читал. К чему это?». Начальник Главного штаба генерал-лейтенант Фролов тут же ответил: «Это, к величайшему горю, оправдательный акт, быть может, предстоящей сдачи крепости...» {127}.
Предчувствуя тяжелые дни, Стессель и его приспешники вместо того, чтобы принять все зависящие от них меры для усиления обороны, итти на позиции к солдатам и офицерам, готовили документ для оправдания себя, своей трусости и неумения воевать. Это был прямой акт предательства.
Днем 23 августа снова на фронте было спокойно, и только со стороны бухты Тахэ доносились глухие раскаты мощной артиллерии броненосца «Севастополь», который по просьба сухопутного командования обстреливал фланг японской армии в Дагушаньской долине. «Севастополь» выпустил семь 12-дюймовых и 60 6-дюймовых снарядов. Японская артиллерия, вступившая было в бой, быстро смолкла. При возвращении в базу броненосец коснулся неприятельской мины. Произошел взрыв. Однако поврежденный корабль дошел до гавани самостоятельно.
Предвидя, что японцы возобновят штурм между фортами № II и № III, генерал Кондратенко сосредоточил на этом направлении 13 1/2 рот. Хотя многие из них были неполного состава, но все же это была внушительная сила, испытанная в боях.
Кондратенко не ошибся в оценке обстановки. 23 августа генерал Ноги приказал командиру 9-й дивизии продолжать штурм в промежутке между фортами № II и № III и захватить Большое Орлиное гнездо, Заредутную батарею и Скалистый кряж. Кроме 9-й дивизии, сюда были нацелены войска 4-й резервной бригады и 10-й бригады 11-й дивизии.
В начале двенадцатого часа ночи в районе Заредутной батареи началась ружейная стрельба. В это время русские саперы, работавшие на Китайской стенке, при свете ракет увидели японцев, которые смяли стоявшую у стенки роту стрелков и бросились к Заредутной батарее и Большому Орлиному гнезду. Неприятель прорвался в тыл основной линии обороны. Комендант форта № III штабс-капитан Булгаков приказал сжечь мост через ров, ведущий в тыл.