Негодной оказалась в Порт-Артуре организация как сухопутных, так и морских сил. Между ними не было тесного взаимодействия. Во взаимоотношениях между морским и сухопутным командованием царила полная неразбериха. Приморская крепость, вместо того чтобы быть подчиненной командующему Тихоокеанским флотом, была подчинена командующему Маньчжурской армией, хотя прямой связи с ней она не имела и только косвенно оказывала ей содействие, отвлекая на себя часть неприятельских сухопутных сил.
Среди высшего командования отсутствовали единые взгляды на ведение войны{186}. Будучи военным министром и за год до войны решительно выступая против ассигнований на Тихоокеанский флот{187}, Куропаткин перед самой войной резко изменил свои взгляды, считая усиление флота лучшим ограждением русских интересов на Дальнем Востоке, но что-либо реальное сделать [222] было уже поздно. В начале войны уже в роли командующего Маньчжурской армией Куропаткин вновь изменил свое отношение к флоту. Он считал, что раз флот своих задач не выполнил и японцы высадились на материк, нужно отступать в глубь Маньчжурии до тех пор, пока из России не подойдут такие сухопутные силы, которыми можно было бы решить исход войны в открытом поле. Он не понимал, что потеря преобладания сил на море в данной конкретной обстановке была по существу проигрышем войны.
Адмирал Алексеев был типичным представителем царского генералитета. За несколько лет командования он сумел превратить корабли Тихоокеанского флота в пловучие казармы: вытравливал у подчиненных всякую инициативу; пресекал в зародыше попытки что-либо изменить или улучшить в боевой подготовке и деятельности флота; не прислушивался к подчиненным, игнорировал их и немедленно расправлялся с инакомыслящими.
Первостепенное значение в войне Алексеев отводил флоту. Поэтому главной задачей Маньчжурской армии он считал выручку Порт-Артура, после чего приведенная в боевое состояние эскадра могла бы, по его мнению, снова начать борьбу за господство на море.
Таким образом, взгляды двух высших начальников на ведение войны были различны, оба они смотрели на вопрос ведомственно, узко, не понимая роли сухопутных сил и флота при решении больших задач войны. В Петербурге же, вместо того чтобы возложить ответственность ведения войны на одного из них, шла борьба между сторонниками командующих. В результате, нарушение принципов единоначалия привело к грубейшим ошибкам, ускорившим падение Порт-Артура и способствовавшим проигрышу войны.
Отступление русских войск от границ Кореи (Ялу) на Ляоян в начале войны позволило японцам без противодействия и потерь высадить 2-ю армию в районе Бицзыво, которая и отрезала Порт-Артур от войск Куропаткина в Маньчжурии.
Умышленное оставление без упорной борьбы армией и флотом Кинчжоуской позиции и отвод 4-й дивизии генерала Фока в Порт-Артур позволили японцам захватить порт Дальний, через который они до окончания войны снабжали армии, действовавшие против Куропаткина, и в течение семи месяцев питали всем необходимым армию Ноги.
Совершенно неподготовленная, проведенная в угоду официальному общественному мнению операция по выручке Порт-Артура — неудачный бой корпуса Штакельберга под Вафангоу и его отступление — не улучшили, а ухудшили положение крепости; японцы поняли, что в создавшихся условиях выручить Порт-Артур Куропаткин не в состоянии.
Порт-Артур как приморская крепость, несмотря на упорную оборону, не обеспечил флоту безопасности, а он из-за бездарности руководителей не сумел прорвать блокаду японцев и отдал все [223] свои ресурсы для обороны крепости. Флот погиб не в открытом морском бою с противником, а защищая свою базу.
Таков был результат грубейших ошибок руководителей флота, забывших, что основные боевые силы флота предназначены не для обороны своих баз, а для борьбы с противником главным образом на море.
Необходимо подчеркнуть, что Порт-Артур стоил противнику колоссальных жертв. Японская армия, действовавшая на Квантунском полуострове против русской крепости, начиная от высадки в Бицзыво и до конца осады, потеряла убитыми, ранеными и выбывшими из строя по болезни свыше 110 тысяч человек, из них до 10 тысяч офицеров {188}.
Многие из военных авторитетов считают потери японцев больше официально сообщенных, так как в них не учтены легко раненые.
Потери противника на море по приблизительным подсчетам равны пяти тысячам матросов и офицеров, из них до двух тысяч убитых и утонувших: «Иосино» — 319 человек, «Хацусе» — 492 человека, «Такасаго» — 274 человека, на судах, участвовавших при закупорочных операциях, — до 300 человек и т. д.
Значительные потери понес флот и в корабельном составе. 4 января 1905 года адмирал Того в донесении в главную ставку сообщал: «...В течение длинной блокады была постоянная опасность от неприятельских мин заграждения и пловучих мин... Сначала мы потеряли «Мияко», «Иосино», «Хацусе», «Яшима», «Осимо», «Акацуки», «Каймон», а позже «Хаядори», «Хайен», «Атаго», «Сайен» и «Такасаго»{189}.