Оборона тупика

– По моему, – ответил Струев, – Я Советник али как? И вообще, кто руководит проектом по ситуации 23? Сегодня до вечера на «Финисте» сменят охрану и врачей. С америкосом этим серьезно поработают, а я с ним потом серьезно поговорю.

– Тродат-то тут при чем? Доцент, ты не понимаешь…

– Это ты не понимаешь! Вот что, милый, с базы теперь никого не выпускать. Никого, слышишь? И еще. Фломастеру понадобятся вот эти материалы и оборудование, – Струев протянул Суворову листок бумаги. – И не говори, что на это надо время. Это должно быть здесь завтра утром, понял?

– Пятнадцать секунд, – подал голос Штейман.

– Все, господин Старший Советник, разговор закончен, – сказал Струев. – Сейчас будет милый треп. И не забудь поругать меня за то, что я так ничего и не вычислил.

– А ты что-то вычислил? – спросил Суворов.

– Время, – сказал Штейман.

– Данила, все будет в лучшем виде, – совершенно пьяным голосом заговорил Струев, – не придирайся. Хочешь выпить с нами?

* * *

Спецбаза в/ч 0801 «Финист». 5 км от Томска.

Среда, 8 января 2014 г. 11:00.

В ожидании обещанного приезда Старшего Советника Тродат прогуливался по территории базы неподалеку от внутренней гостевой парковки. Было морозно и ясно. Под ногами скрипел снег, солнечный свет, отраженный миллионами снежинок, заставлял жмуриться. У русских это называлось «мороз и солнце, день чудесный». Тродат, когда впервые прочел это выражение классической русской поэзии, подумал, что либо он никогда не поймет русских, либо у русских нет ни логики, ни представления о прекрасном. Во-первых, как это может быть, чтобы и мороз, и солнце? Это что же, ясный солнечный день при температуре, скажем, минус двадцать по Цельсию? Загадочное атмосферное явление… Во-вторых, как может быть прекрасен холод, даже под лучами солнца? Кажется, два года в России сделали свое дело: Тродату было приятно прогуливаться именно таким «чудесным» днем. Выяснилось, что, если надлежащим образом одеться и поддерживать определенную среднюю скорость хода, то совершенно не мерзнешь, а красота в таком солнечном белом дне действительно была. Русские находили удовольствие в таких днях, еще и катаясь на коньках, санках и лыжах, но Тродат был всего этого лишен: все свои два года в России он провел на этой спецбазе. На некотором удалении от Тродата следовал один из дежурных офицеров, приставленных к нему для охраны. Тродат дошел до парковки, развернулся и пошел в обратном направлении, так что офицер как раз попал в его поле зрения. Сзади раздался басовитый гул двигателя, но Тродат не среагировал: он знал звук «Волги», на которой всегда приезжал Суворов. Зато среагировал офицер. Он вынул из чехла на ремне рацию и о чем-то стал переговариваться по ней, потом удовлетворенно кивнул и снова убрал рацию. Тродат обернулся и увидел, что на парковку въехало нечто среднее между джипом и локомотивом товарного поезда. Черный, полностью тонированный, каких-то пугающих обводов и форм, с большим количеством плоских поверхностей, что наводило на мысль о бронировке, этот агрегат с неожиданной легкостью развернулся почти на одном месте и припарковался.

Как это там в русской сказке сказано: «моя лягушонка в коробчонке едет»? Тродат уже понял, кто это приехал, сменив привычный транспорт, и пошел по направлению к машине. Вблизи она выглядела не столь огромной, как на удалении, но все равно впечатление производила сильное. Навстречу Тродату из заднего отсека вышел Суворов в расстегнутом пальто поверх обычного для Старшего Советника строгого костюма и с меховой шапкой в руке.

– Здравствуйте, Джеймс, – сказал он, широко улыбаясь и протягивая ему руку, – мороз и солнце, день чудесный, а?

– Вы что, Данила, поставили мне в голову жучок? – улыбнулся в ответ Тродат. – Я как раз вспоминал эту строчку…

– Это возможно и без жучка, профессор. В России в такие дни все вспоминают эту строчку.

– А кто это?

– Пушкин.

– Нет, – замотал головой Тродат, – Я хотел спросить: что это?

Суворов, проследив за взглядом Тродата, обернулся на стоящий за ним джип и рассмеялся.

– Нравится? Это совершенно новая машина.

– Полагаю, русская? – осведомился Тродат. Суворов кивнул. – Да, интересно… Большой черный тонированный джип, но так не похож ни на «Хаммер», ни на «Ломбарджини», ни на «Линкольн». Кто его придумал?

– Некто Александр Петруничев.

– Что же, Данила, я вас поздравляю, русские наконец научились делать нечто механическое, помимо оружия и самолетов!

– Боюсь вас разочаровать, профессор. Это почти танк ручной сборки.

– Слушайте, Данила, – заговорил Тродат, переводя разговор на другую тему, – хотя бы ради Рождества вы наконец отпустите меня из заточения?

– Джеймс, мы с вами обсуждали это много раз…

– Данила, я понимаю, что приехал работать по мной же предложенной тематике, а не в туристическую поездку. И про безопасность я тоже все прекрасно понимаю, но все-таки жить я тоже должен. Живу я сейчас в России, и не говорите мне, что военные, которые меня окружают, – это все, что в ней есть. Я бы хотел хоть иногда смотреть на происходящее не только по телевизору.