Оборот первый (СИ)

Человек, всё-таки, странное существо, думал я, шагая за толстяком. Если бы ещё утром мне сказали, что есть железная отмазка для того, чтобы смыться из этого женихового дурдома, до потолка бы прыгал. А сейчас почему-то обидно. И ведь не то, чтобы мне прям до зарезу сдалась их принцесса — прямо скажем, видали девчонок посимпатичнее. Но толстяк сказал «обломись», и заело. И сразу принцесса вполне ничего, и как-то грустно за неё, что с неодобренным его величеством парнем даже потрепаться не дают. Ну, и в целом права покачать охота — что за несправедливость-то?!

В общем, я шёл и насилу сдерживался, чтобы не цепляться к толстяку с подколками… А куда это мы, кстати, пришли?

Коридор внезапно перегородила решётка, и толстяк загремел ключами, отпирая дверь — тоже из решётки. Сделал приглашающий жест.

Я, дурак, сначала вошёл и только потом подумал, что на «отдельные покои» помещение как-то не очень смахивает. Опомнившись, заорал:

— Вы чего?! Вы куда меня…

Договорить не успел — кто-то, подошедший сзади, крепко зажал мне рот рукой в кожаной перчатке. Хлопком по спине заставил согнуться и погнал в камеру — толстяк услужливо распахнул ещё одну решётку. В «отдельные покои» я, от приданного пинком ускорения, почти влетел.

— Располагайтесь, — запирая решётку-дверь, как ни в чем не бывало, светски предложил толстяк, — скоро ужин.

— Зашибись порядки, — потирая ушибленный о стену локоть, восхитился я. — И часто вы так с женихами?

Толстяк развёл руками:

— Вы не арестованы. Содержание здесь — вынужденная мера, чтобы исключить ваше общение с другими претендентами на руку её высочества. Мы постараемся обеспечить вам максимальный комфорт. Обещаю, что трапеза ничем не будет отличаться от той, которую предложат вашим… э-э-э… несостоявшимся соперникам. Кроме того, вы здесь ненадолго. Утром, немедленно после завтрака, вы покинете дворец.

Кажется, он ждал, что я скажу «спасибо».

— Это произвол! — возмутился я. — Я буду жаловаться!

— Кому?

— Э-э-э…

— Подумайте, — улыбнулся толстяк. — Мы создали вам все условия для того, чтобы спокойно предаваться размышлениям. Уверен, что их результатом станут правильные выводы. Всего доброго.

И ушёл, скотина. Я даже ответить не успел.

* * *

… — А я ей говорю: да ты что! Ну, какая мне пенсия? Кто ж меня отпустит? Наше дело служивое — как принял этот пост пацаном зелёным, так на нём и помру. Тут она давай реветь, а я только руками развожу. Дескать, и рад бы на пенсию, да сама понимаешь, служба.

Я сочувственно вздохнул. Собственно, большего от меня и не требовалось — охранник оказался личностью вполне самодостаточной. Сам трепался, сам себе кивал и поддакивал.

Ничего такой дядька, пожилой, душевный. За то, что сперва мне по шее двинул, извинился — не серчай, сказал, работа такая. А я и не сказать, чтобы серчал, переживал только, что толстяк насчёт жратвы прокинет — ту фигню, которую мы со Збышеком употребляли в качестве закуски, давно переварил, и жрать хотелось зверски. Но толстяк не обманул, ужин мне и впрямь притащили знатный. Наверняка не хуже того, что в столовке выдавали.

— А выпивка арестантам не полагается, — сказал охранник, глядя, как я пристраиваю на железном столе поднос с едой.

Низкий стол, насколько я понял, заодно являл собой стул и тумбочку. Помимо него, в камере находились койка и унитаз. Койка застеленная и, как ни странно, вполне удобная. А металлический унитаз до того чистый, что аж сверкал.

— Сюда ведь абы кого не сажают, — объяснил мне охранник. Имя свое он не назвал, сказал, что не положено, и аж раздулся от важности. Зато обо всём остальном трепался без передыху. — Здесь только благородных господ содержат, ежели, скажем, в пьяном виде до выяснения обстоятельств. Так что всё тут по высшему разряду. Кормят с королевской кухни, но выпивка — сам понимаешь.

И посмотрел так многозначительно, что я сразу спросил:

— Сколько?

— Триста нимиров бутылка.

— Ишумского? — решил блеснуть образованностью я.

Охранник посмотрел с уважением. И кивнул:

— Тоже можно. Семьсот.

Да и хрен с ним, гулять так гулять. Когда ещё-то в тюрьме нажрусь? К тому же деньги не мои, а Шарля, две тысячи обещанной компенсации толстяк ещё не выдал. А я тут, между прочим, по милости Шарля оказался, так что пусть расплачивается.

— В рюкзаке, — сказал я, — кошель во внутреннем кармане.

Рюкзак мне охранник не отдал всё с той же формулировкой: «Не положено. Если что понадобится, скажешь, сам достану». Вот и понадобилось.

Охранник вытащил кошель, показал мне две бумажки по пятьсот. Достал из кармана куртки собственный кошелек и отсчитал три сотенных сдачи. Произведя бумажную рокировку, застегнул рюкзак. Потом подошёл к двери в соседнюю камеру и загремел ключами. А через минуту вынырнул из камеры с бутылкой оранжевого напитка в руках. Ну, ей-богу, натуральная фанта.

Пить со мной охранник, правда, отказался.

— Не положено. Да и язва у меня.

Я сочувственно покивал и налил вина в чайную чашку.

— Бокалы тоже не положено, — глядя, как наливаю, вздохнул охранник.

Я пренебрежительно махнул рукой: