Оборотень

Больше всего Меркулова раздражал тот факт, что никаких форм воздействия на ЧИФы, даже на те, которые были основаны явными мошенниками, не было: не существовало еще в стране законов, по которым можно было бы привлечь этих преступников (Меркулов ни минуты не сомневался, что многие из основателей всех этих ЧИФов — «Великодержавный», «Народный», «Экономический прогресс» и т. п. — являются самыми натуральными преступниками-коррупционерами). Никаких видимых преступлений с точки зрения существующих законов они не совершали — частные компании привлекали вклады (в данном случае ваучеры) населения на свой страх и риск, затем разорялись, и концов найти было попросту невозможно. И все же Меркулов не терял надежды поймать хоть кого-нибудь из этих «приватизаторов» за руку.

В глубине души он был совершенно согласен с Турецким и при этом глубоко убежден в том, что все эти легальные грабители, будучи людьми нечистоплотными и лишенными моральных устоев, наверняка совершают и другие деяния, которые уже подпадают под действие существующего уголовного кодекса.

И вот такой повод, похоже, представился. В далекой Кандалакше, небольшом городе за Полярным кругом, выстрелом в спину был убит Степан Иванович Прокофьев, пожилой работник рыбоконсервного завода. Стало известно, что этот правдоискатель «копал» под местную администрацию, которая что-то там мухлевала с приватизацией.

Степана Прокофьева застрелили, когда он возвращался поздно вечером от друзей, где он, кстати, в который уже раз поносил директора завода, а заодно с ним и главбуха, которые, по словам Прокофьева, «обвели простого рабочего вокруг пальца».

Действительно, как удалось выяснить Меркулову через местную прокуратуру, хотя предприятий в городе было не так много, жители Кандалакши непостижимым образом «пролетели» мимо приватизации. Только некоторые стали держателями одной-двух акций, на которые не получали ровно никакой прибыли. Как это водится в нашем государстве, большинство лишь почесали в затылках, побухтели на кухнях и махнули рукой. Въедливый Степан Прокофьев, однако, все никак не успокаивался, а напротив, даже начал своего рода частное расследование того, как и почему контрольный пакет акций захватили директор рыбоконсервного завода Новиков, главбух Дарья Мазуркевич и еще никому не известный гражданин Голуб, проживающий аж в самой Москве. Этот-то гражданин особенно и заинтересовал Степана Прокофьева, который стал ходить по Кандалакше и во всеуслышание заявлять, что этот тип не иначе как функционер Госкомимущества. Степан Прокофьев не остановился на пустых разговорах и выведении жуликов на чистую воду за бутылкой дешевой водки местного розлива, а написал несколько писем — в Госкомимущество, Президенту России, в ФСБ и в Прокуратуру РФ.

Были люди, видевшие эти письма, но вот что интересно — ни одно из них, насколько Константину Дмитриевичу удалось установить, не дошло до адресата.

Это означало очень многое — во-первых, за Прокофьевым следили, во-вторых, его угрозы, казавшиеся смехотворными соседям и друзьям Степана, кому-то вовсе не показались такими уж смешными, а в-третьих, раз не дошло ни одно письмо, значит, чья-то ловкая рука изъяла их из почтового потока.

Выход оставался один — ехать и расследовать все на месте. Но с другой стороны, появление в Кандалакше опытного московского прокурора сразу же насторожит всех тех, кого настораживать как раз не следовало. На совете в кабинете Романовой было решено отправить в Кандалакшу молодого следователя Олега Золотарева, недавно окончившего юрфак. Предполагалось, что он на месте разберется в том, что произошло, и накопает кое-какие улики.

В тот же день Золотарев фирменным поездом «Белый медведь» выехал в Кандалакшу. О том, что задание исходит от самого Меркулова, он не знал, а был спешно включен в группу следователя по особо важным делам Александра Борисовича Турецкого. Через три дня он позвонил в Прокуратуру РФ и сообщил, что ему удалось достать кое-что очень и очень любопытное, что именно — он уточнять не стал, да это было бы и опасно, учитывая, какой проницаемой оказалась в Кандалакше почта. Наверняка телефон, тем более междугородный, там также прослушивается.

Единственное, что сказал Олег, — выезжает в Москву поездом «Белый медведь». Просил встретить.

5 ИЮНЯ

День. Агентство «Глория».

Уходя из милиции, Вячеслав Иванович Грязнов был уверен в том, что делает. Одни восприняли его поступок как бегство, другие как предательство, и только меньшая часть его бывших сослуживцев отнеслась к этому нормально. Но он ушел. И дело было даже не в нищенском жалованье милиционеров и не в желании обеспечить своей семье хотя бы сколько-то сносное существование (хотя и в этом, разумеется, тоже). Слава видел, что милиция трещит по швам и разваливается. Не говоря уже о том, что техническое оснащение этого ведомства находится на уровне пещерного века, само ведомство на глазах гнило изнутри. Никогда за всю историю советской милиции не было зарегистрировано такого количества преступлений, совершенных самими блюстителями порядка.