Оборотень

Он оказался в Феодосии в самый разгар жаркого июньского дня. Центральные улицы, застроенные белыми двух — и трехэтажными домами с изящными чугунными балкончиками, были залиты солнцем. И хотя моря не было видно, его присутствие все время ощущалось — что-то такое было в воздухе, что хотелось забыть обо всем, броситься в сине-зеленую волну и уплыть к горизонту.

Турецкий вспомнил, что, когда ребенком он выезжал с матерью и отчимом на море, мама всегда очень волновалась, когда он заплывал слишком далеко, и все говорила:

— Ну, Турецкий, я уж боялась, что ты в Турцию уплывешь.

И Турция почему-то казалась сказочной страной, полной чудес, уплыть в которую очень даже хотелось. Недаром же у него такая фамилия.

Но сейчас было не до моря и не до Турции. Наскоро перекует в обнаружившемся на углу кафе с романтичным названием «Ассоль», Турецкий еще раз обдумал план действий. Собственно, план этот был самым примитивным: отправиться туда, где провела детство и юность всероссийская Аленушка.

Феодосия, как и многие южные города бывшей державы, состояла из нескольких типов застроек. За пределами исторического центра — кварталов, сплошь состоящих из старых, довоенных и дореволюционных домов, шли многоэтажки, в основном трех-пяти-девятиэтажные дома. Затем тянулись кварталы частных домов с палисадниками. Некоторые из них совсем обветшали, особенно за последнее десятилетие, другие, наоборот, становились как бы зеркалом благополучия и процветания своих хозяев.

Пройдя мимо группки женщин, усиленно предлагающих комнаты, Турецкий направился к автобусной остановке. Он с радостью отметил, что все вокруг по-прежнему говорят по-русски, несмотря на строжайшие указы относительно «державной мовы», поступающие из Киева. И тут его внимание привлекла небольшая группка столпившихся около наперсточника.

Прежде наперсточников он встречал лишь в Ташкенте, у входа на Алайский базар. Причем наперсточники того времени и места вели, как ему казалось, настоящую честную игру — играли сами по себе, на свой страх и риск. Нынешние же лихие ловчилы, расселившиеся по всем городам России, играли только на раздевание клиента.

Оглядев компанию, Турецкий мгновенно понял распределение ролей.

Сам наперсточник, парнишка лет двадцати — двадцати двух, сидел на низкой деревянной скамеечке. Перед ним на куске картона, постеленном прямо на пыльную землю, был весь его несложный арсенал — три металлических стаканчика и маленький шарик.

Наперсточник играл на украинские купоны, он вытаскивал свои пятьсот тысяч и предлагал любому из зрителей угадать, под каким стаканчиком находится шарик. Со стороны игра казалась вполне честной. Наперсточник то выигрывал, то проигрывал. Сыпал прибаутками. К нему постоянно подходили зрители. Постояв минуту-две, отходили. На смену им приходили другие.

Вот парень с испитым, сизым, слегка опухшим лицом. На нем лишь майка и шорты. Каждый раз, когда не находится других желающих, он слегка мнется, но в последний момент решается и вытаскивает из кармана шорт очередные купюры. Чаще он выигрывает, но иногда, когда удача от него отворачивается, он раз за разом спускает все. Вот другой — юркий мужичок непонятного возраста. Сам он почти не играет, но зато шума от него больше, чем ото всех остальных вместе взятых, потому что он страстно переживает за каждого игрока и каждому старается помочь. Вот третий — борцовского вида малый. В белой сорочке с галстуком. Этот вступает в игру только тогда, когда подходит кто-нибудь свежий и явно колеблется: играть — не играть. Тут-то он и протягивает свои пятьдесят тысяч, а потом лениво показывает на стаканчик. Выигрыш он забирает так же лениво и спокойно кладет его в карман.

А вот и жертва. Она пока еще и не догадывается о своей судьбе, только останавливается: автобуса нет, время девать некуда. Игра тут же переходит с холостого темпа на рабочий. Веселее и энергичнее звучат реплики наперсточника. Парень с испитым лицом два раза подряд выигрывает, а потом один раз проигрывает, но зато выигрывает малый в белой сорочке, а юркий мужичок переживает за них так страстно, что ему позавидовал бы любой Станиславский. На жертве золотые серьги с маленькими бриллиантами и золотое кольцо. Сама она средних лет, невзрачная: скорее всего, из отдыхающих Местные-то знают, чем кончаются все эти игры.

Наперсточник медленно переставляет свои стаканчики, так что все видят, под которым из них находится шарик.

— Ну, кто угадает, — говорит он, — тому пятьсот тысяч купонов.

Жертва делает нерешительный жест рукой.

— Женщина, вы угадали, вот, держите пятьсот тысяч, — и он протягивает жертве купюру.

От протянутых денег отказаться трудно.

Если она отшатнется в испуге, замашет руками и вскрикнет: «Не нужны мне ваши деньги!», то игра с ней закончена, и она может считать, что спаслась.

Но она протягивает руку за купюрой. И в последний момент наперсточник спрашивает:

— А у вас-то деньги есть, женщина?

Если та ответит: «Нет у меня таких денег», то опять же она спасена. Но жертва, заподозренная в якобы нечестном поступке, гордо отвечает:

— Есть, конечно. Западня захлопывается.