Оборотень

Он мог бы добавить: ловить в лесу человека, сделавшего то, что он сделал две минуты назад у него на глазах, было практически бесполезно. А если омоновцы, на свое несчастье, умудрятся все же засечь его и обложить, не оставив выхода, — хорошим это не кончится. Ибо припертый к стенке Снегирев встанет уже насмерть. А об этом Турецкому не хотелось даже и думать.

Артур возражать начальству не стал. Он послал кого-то на шоссе, и скоро у обочины, вытягивая из болотины злополучную «Волгу», деловито запыхтел остановленный ребятами могучий «КамАЗ» с симпатичной лошадкой, нарисованной на боку.

7 ИЮНЯ

6.00

Ползая на четвереньках по кочкам, между которыми проступала торфяная вода (давно пора было бы высохнуть и сгореть на чертовой жаре, как положено порядочному болоту!), Турецкий про себя клял всех на свете — Олега Золотарева, который дал провести себя на мякине, проводницу, бандитов из Кандалакши, жлобов Игоря и Мишу… а всех пуще — чумового сукиного сына с седым ежиком и ехидной ухмылкой, так легко превращавшейся в зверский оскал.

— Гад!.. — сипел сквозь зубы Турецкий, имея в виду неизвестно кого, а скорее всего — всех разом. Один глаз у старшего следователя прокуратуры страны порывался слипнуться и закрыться навеки. Больше всего Сашу бесило даже не то, что Снегирев прицепил его наручниками к дверце машины, даже не то, что он так издевательски нагло ушел… А то, что, не взяв кейс с документами, он разбросал бумаги, драгоценные клочки, без которых не упечь за решетку тех, по ком, несомненно, плакали серьезные статьи из Уголовного кодекса. Локтем, скотина. Руки-то у него…

Снегирев, по которому плакали статьи еще более серьезные, действовал, точно потревоженная стихия. Грязевой, черт его побери, поток Как он там называется? Сель. Который лучше не трогать вообще. И уж тем более действиями доблестного ОМОНа…

Турецкий мало о чем мог сейчас думать, кроме хренова киллера и хреновых документов, но все же проследил краем глаза за тем, как Игоря Черных и его кореша Мишу тащили к шоссе. Оба корчились и беспомощно обвисали в заботливых руках сослуживцев. Слышались жалобные стоны, время от времени мускулистых здоровяков начинало корежить, на траву капала зеленая желчь. Им явно попало больше всех, причем намного. Арестант попался злопамятный.

— Кейс-то… твою мать!.. — в очередной раз проворчал Турецкий. — Не возьму, так затопчу…

Черных и Завгородний его сейчас не интересовали. Живы — и ладно. Дойдет и до них, но пока главное — документы.

С документами получилось, как во время того пожара в библиотеке: тысяча книг сгорели в огне, еще три тысячи потонули в воде, вылитой пожарными на огонь… Улетели бумаги недалеко, но кое-что успело намокнуть, еще кое-что порвалось под сапогами, а может быть, и оказалось безвозвратно втоптано в мох… Турецкий заставил недовольных омоновцев ползать вместе с ним на карачках, перебирая каждую травинку. Куча мокрой мятой бумаги вываливалась из уцелевшей половинки кейса. Кто-то сбегал в пикап и принес пластиковый мешок. Мрачно запихнув в него компромат и продолжая костерить на чем свет всех и вся, и Снегирева в особенности, важняк направился к машине, которая ждала его на шоссе.

Скоро деревня Эммаус осталась далеко позади, но чудное название это Турецкий запомнил на всю жизнь.

6.30

Иногда Алексей Снегирев проявлял невероятную, ни в какие ворота не пролезавшую наглость. И на ней, что самое интересное, выезжал.

Вот так и теперь. Нормальному человеку полагалось бы приобрести стойкую аллергию ко всем и всяческим дорогам и постараться как можно дольше не подходить близко ни к одной. Киллер вышел обратно на шоссе примерно через полчаса после побега. К этому времени на руках у него, скрывая повязки, угнездились темные нитяные перчатки, а в лесу, под торфяной кочкой, остались для будущих археологов два шприц-тюбика. По счастью, на черных джинсах кровь была почти не видна, так что особо и отчищать не пришлось.

Киллер выбрался на шоссе, по которому его только что везли под конвоем, возле указателя «Т/б Спутник 0,1» и принялся голосовать.

Шестая по счету машина осветила его фарами и остановилась. Он рысцой подбежал, заглянул внутрь и весьма удивился.

Как всем известно, в нынешние благословенные времена водители предпочитают голосующих на обочине просто не замечать. И правильно делают. А если едут в одиночку, то даже и днем. И даже в городе. Не говоря уже про глухой ночной час на загородном шоссе.

Водитель рыжих потрепанных «Жигулей» был в машине один. Против света его трудно было разглядеть, но вот протянулась рука, щелкнула, раскрываясь, дверца, Алексей заглянул внутрь и по инерции спросил молодую девушку, сидевшую за рулем:

— До города довезете?..

— Залезай! — кивнула она.

Он решил загодя утрясти все вопросы и потянулся к поясной сумочке:

— Сколько?..

— Да ну тебя! — обиделась девушка. — Ему говорят залезай, а он ушами хлопает. Так ты, блин, едешь или здесь остаешься?..