Оборотень

— Для меня ясно: он безотцовщина! — И подкрепил свой довод, как обычно, цитаткой из статейки: — «В нашей стране каждый шестнадцатый ребенок — незаконнорожденный. Более полутора миллионов женщин не были замужем, а имеют детей. Отсюда у юношей — комплекс неполноценности и вызов обществу… — Гюнтер явно начинал фантазировать на тему свой будущей книги.

— Я о другом, — не дослушал до конца рассуждений друга Дорнье. — Интересно, к какому клану он теперь принадлежит? Вот что меня волнует?

— А, ты об этом? — и, подумав, Бейкер, высказал предположение, что Карл — фанатик из какой-нибудь «Роте армеен фракцион» или «Аксьон директ»[4].

По данным полиции у нас в стране — более ста пятидесяти неофашистских ячеек. А это — тоже не сахар…

— Вот-вот! — подхватил Бейкер. — И все они кричат, бунтуют!

— Скорее, воюют! — добавил Дорнье. — Взрывают вокзаль: поезда. Сколько жертв… Не хотел бы, чтобы этот парень принадлежал к этим… Лучше уж, как ты сказал, «Роте армеен…» — Он вздохнул. — Тяжело стало работать в полиции…

— И все это из-за плохого воспитания! Нет семьи! После войны нравственность и мораль покатились под гору! Каждый шестнадцатый ребенок без отца! Раньше это было позором! — оживленно рассуждал Гюнтер, эмоционально водя ладонью по стеклу машины.

— Почему только после войны? — возразил Дорнье. — Разве ты забыл: «каждая немецкая женщина должна рожать фюреру больше солдат!» Вот откуда идут корни безнравственности…

— Да, ты прав, — согласился Бейкер и омраченно, не теряя нити своей идеи, с уверенностью пробормотал: — Судьба Карла Брюдера очень пригодится для моей книги!

Дорнье с интересом глянул на Гюнтера и интригующе сказал:

— Ой, смотри не ошибись в нем! Мне очень дорога его репутация!.. Сейчас слушай внимательно и запоминай все, о чем я буду с ним говорить. Ты узнаешь такое!

Гюнтер Бейкер хотел было спросить друга, в чем может ошибиться он относительно Брюдера и что знает о нем «такое» комиссар полиции, но машина уже подкатила к полицейпрезидиуму.

Когда полицейский ввел арестованного и по знаку начальства удалился, Карл встал посреди кабинета, широко расставил ноги и, выбросив в фашистском приветствии руку, вызывающе выкрикнул:

— Солнце и раса!

Дорнье, удивленно глянув на юношу, сказал с легким укором:

— Шутовство молодчиков из национального фронта! Не остроумно, Карл Брюдер!

— Я так и думал: вы знаете смысл этого шутовства! — и, брезгливо оттопырив нижнюю губу, Карл спросил с издевкой: Мсье, вы купили себе золотую медаль Рудольфа Гесса, которую выпустили его заступники?

— Нет, не купил, — невозмутимо ответил Дорнье, нарочно показывая, что его ничуть не задели ни обидные слова парня, ни его ехидное «мсье».

— Ах, да! — юноша истерически захохотал. — Ну как же я не догадался: золотая вам не по карману. Еще бы — триста девяносто марок! Вы купили за сто восемьдесят — серебряную…

— Прекрати паясничать, малыш, и сядь, — с отеческим добродушием посоветовал Дорнье.

Но Карл пропустил совет мимо ушей. Его понесло.

— У вас, конечно, стоит дома на полочке новенькая «Майн Кампф». Естественно, по вечерам вы услаждаете свой слух проигрыванием песенок и маршей бывших эсэсовцев! Понимаю, понимаю…

— Замолчи, Карл! — миролюбиво предложил Дорнье. — Ты мало знаешь о моей жизни, чтобы говорить мне все это. Ты с кем-то меня путаешь…

Дорнье поглядел на Карла так, будто тот только что говорил совсем безобидные слова. Но это задело вдруг Бейкера. Потеряв терпение, он сказал молодому наглецу:

— Вы находитесь в полиции! Здесь нельзя так себя вести. Вы немец, и у вас должно быть приличное воспитание…

Карл будто не слышал.

— Я путаю? Ничуть! Ваши действия говорят за вас! Это вы приказали арестовать сторонников мира…

— Они сегодня будут освобождены, — неожиданно тихо сказал Дорнье, словно он это хотел сообщить Карлу по секрету. — А когда я их арестовывал, я только «защищал свой бифштекс» — так говорят у нас в Эльзасе…

— Вы защищали кровавый бифштекс, который готовят из немцев янки!

— Да научитесь ли вы, наконец, себя вести? — воскликнул Бейкер. — Мне стыдно за вас, молодого немца!..

— А-а-а-а! — затянул Карл, словно только сейчас увидел журналиста. — Это Гюнтер Бейкер! Это вы расписали ангелочков с крылышками из-за океана? — Он попорхал ладошками перед носом Гюнтера. — Я читал!.. А почему вы не писали, что это самовозгорание «першинга» произошло всего в двухстах пятидесяти метрах от склада с ядерными боеголовками? И не сфотографировали гробы сгоревших солдат, накрытые полосатыми флагами? Это было бы эффектнее, а главное — правдивее!

Глаза Гюнтера расширились.

— Какие гробы?

А вы не знаете? Там люди погибли. Пусть в солдатской форме, пусть американцы-янки, но это, черт возьми, люди!

— Нет, это ты выдумал.

— Я видел собственными глазами! Вернее — глазами генерала из Америки. Они сработали быстро. Гробики — раз-два, флаги — три-четыре! Как будто ничего не было.

— Может, ты знаешь имена погибших? — Бейкер иронически усмехнулся. И тут же получил, что называется, по носу.