Оборотень

Грация приходит ко мне после работы и прислоняется щекой к руке, лежащей на подлокотнике кресла. Я должен все для себя прояснить. Иногда я слышу ее рыдания. Она кашляет, чтобы их заглушить, но слезы попадают мне на руку, и я это чувствую.

Я должен все для себя прояснить.

Об инженере я почти не думаю. Только время от времени. Закрываю глаза, сжимаю подлокотники. Время от времени. Остаток дня смотрю в окно и насвистываю generique.

Мне здесь хорошо.

Я насвистываю generique.

Она положила ногу на ногу, ячейки сетчатых чулок натянулись на колене, и он улыбнулся. Положил руку ей на бедро, начал выстукивать ритм в терции, ощутил под пальцами гладкую, прохладную кожу.

– Мы с тобой раньше нигде не встречались? – спросил как бы мимоходом.

– Может, и встречались, – отозвалась она. – Я стою у вокзала, а вы там рядом живете…

– Ну да. На моей улице одностороннее движение, я должен повернуть направо, чтобы выехать, и практически неизбежно проезжаю мимо тебя.

Переменил ритм на кварту. Снова почувствовал сквозь грубую сетку гладкую, прохладную кожу. Повернул руку, раскрытой ладонью обхватил колено.

– Позволь заметить, что этот цвет волос, ярко-рыжий, тебе малость не идет, поверь. Похоже, это парик.

Она повернулась, посмотрела на него сквозь темные очки. Он не сводил глаз с дороги, безмятежный, спокойный.

– Клиентам нравится, – пожала плечами она.

Бросила еще один взгляд, быстрый, искоса, но он по-прежнему глядел на дорогу. Невольно вздрогнула, когда его рука переместилась выше.

– Вот и приехали, – сказал он, сворачивая на проселочную дорогу и останавливаясь у поля. Отвел руку немного в сторону, нашарил на полу, между сиденьем и дверцей, отбитое горлышко бутылки и зажал его в кулаке.

– Чудесное уединенное местечко, – похвалила она, просунула руку в сумочку, висевшую на боку, и рылась там до тех пор, пока пальцы не сомкнулись на шершавой рукоятке пистолета. – Нужно его запомнить.

Он кивнул. Потом оба одновременно развернулись, готовые к броску, и улыбнулись друг другу.