Мякиш отстранил протянутую кружку и жестко произнес:
– Бирюк, я пришел к тебе не для того, чтобы чифириться!
Станислав нахмурился: глубокая морщина пересекла его лоб – вот и пошел серьезный разговор.
– Ты мой гость, Мякиш, но, видит Бог, я тоже могу потерять терпение.
Так с чем ты пришел?
Мишка знал, что Бирюк уже давно не курит. Он ненавидел даже запах дыма, и в карантинном бараке, для того чтобы подымить, все зеки выходили на улицу. Но такой запрет не распространялся на равных – воров в законе.
Мякиш достал пачку импортных английских сигарет «Пелл-Мелл», осторожно извлек из нее двумя пальцами сигарету. Он сгорал от любопытства – интересно, как в этом случае поступит Бирюк? Он обязан одернуть гостя, потому что в противном случае могут подумать, что он дал слабину, и в то же время, если он сделает замечание Мякишу, то поставит себя как бы выше того.
Мякиш неторопливо разминал пальцами слежавшийся табак и терпеливо дожидался реакции Бирюка. Он сознательно шел на конфликт, понимая, что своими действиями наживает сильного врага, но это был единственный способ удержать власть. А потом, если Бирюк все-таки дрогнет, то нужно дожать его, иначе весь оставшийся срок придется озираться на него.
– Угости-ка и меня! – не повышая голоса, произнес Бирюк.
Мякиш охотно протянул ему сигарету. Вот оно что! Гибок. Теперь никто не сможет упрекнуть ленинградского смотрящего в том, что он спасовал.
Несколько минут они курили молча, вдыхая горько-сладкий дым, а потом Мишка произнес:
– Ты спрашиваешь, с чем я к тебе пришел, Бирюк? Ты – вор и я – вор.
Нам нечего делить, тем более в этой колонии, а власти на зоне нам с тобой хватит с головой. А потом, как нас будет понимать братва, когда мое решение отменяется твоей малявой? Мы должны дудеть в одну дуду.
Бирюк вжал окурок в краешек блюдца, и окурок, свернувшись в кривой сапожок, последний раз выдохнул тоненькую струйку.
– О чем это ты, Мишка?
– О чем? А пошевели мозгой, припомни тех мужичков из СИЗО, что отведали чифирчика с петухом.
– Ну так что? – равнодушно отреагировал Бирюк. Выглядел он совершенно невозмутимым. – Кажется, ты посчитал их запомоенными?
– Вот именно! Сам знаешь, Бирюк, что из петушни, как и с того света, обратной дороги не существует!
– А с чего ты взял, Миша, что они запомоенные?
– Ты меня удивляешь, Бирюк! Они зашкварились! Разве недостаточно того, что они пили из одной кружки с пидорасом?
– Хочу тебе сказать: мужики не знали, что он петух, и встретили его так, как требует закон. А то, что он не рассказал о своих грехах сразу, – так он уже поплатился за это. А потом, признайся откровенно, разве тебе не жалко собственноручно запомоить сразу тридцать арестантов?
– О какой жалости ты говоришь, Бирюк? Мы должны поддерживать порядок, который был установлен до нас. И если зек – петух, то его место под нарами!
– О порядке вдруг заговорил, а сам-то в сучьей зоне проживаешь! – повысил голос Бирюк. – И вижу, ты здесь не бедствуешь!
Он хорошо знал такую породу людей, как Мякиш. По большому счету им совершенно безразлично, в какой они находятся зоне, и ради собственного блага и дополнительных привилегий могут надеть красную повязку активиста и рваться в бригадиры.
Мякиш поднялся и швырнул недокуренную сигарету на блюдце.
– У нас так ничего не заладилось. Жаль… А ведь мы будем жить на одной зоне. Что же это такое будет – я тяну в одну сторону, а ты – в другую!
– К Богу почаще прислушивайся, Мякиш, он сидит внутри нас и называется совестью. Как он тебе подскажет, так и поступай.
– Упрям ты, Бирюк. Не к добру это! Когда у тебя заканчивается карантин?
– Потерпи, – усмехнулся Станислав, – немного осталось. Два дня.
– Два дня. – Мякиш вдруг задумался. – Вот и отлично. Поговорим после, может быть, к тому времени я еще подыщу для тебя кое-какие аргументы.
И он, не попрощавшись, вышел, резко захлопнув за собой дверь.
Глава 39
Пошел третий день, как Бирюк покинул карантинный барак. На зоне установилось тихое двоевластие, которое больше напоминало «холодную войну» – воры упрямо делали вид, что противоборствующей стороны не существует. Зеки в ожидании примолкли. Каждый из них по собственному опыту знал, что это затишье временное и могут наступить совсем худые времена, когда зона, раздираемая враждой, будет похожа на ад, и зеки начнут резать друг друга со слепой яростью.