Оборотень

– Бродяги! – проговорил в наступившей тишине Мулла. – Хрыч дело говорит. Порядок на зоне должен быть. Если его не будет, то мы и вправду перережем друг друга на радость чекистам: они ведь этого и хотят. А Хрыч действительно заслужил право быть паханом на этой зоне. Каждый из нас видел, как он умело сражался за свое дело. Варвар сам нарвался на пику. Хрыч спокойно разобрался с обидчиком, не уступив ему ни в чем, а на такой подвиг не у каждого хватит духу. Давайте решим все по-людски, всем миром. Мы с вами достаточно нахлебались хозяйской пайки каждый в своей зоне и знаем, до чего она может быть горькой. Не хотелось бы ее хлебать здесь вместе с кровушкой. Сколько же будет продолжаться резня между зеками? В тридцатые уркачи резались с жиганами. В войну законные резались с «автоматчиками» и суками, а теперь дошло до того, что урки пойдут друг на друга. Я против этого, бродяги, – уж лучше отрубить себе пальцы, чем поднять руку на такого же законного, как ты сам! Вспомните же наши понятия, люди, когда-то мы не имели права даже замахнуться на вора в законе, а сейчас за полчаса было порезано пятнадцать воров.

– Верно, пусть правит Хрыч со своей кодлой! – поддержали Муллу остальные. – Он вор с понятием и обижать просто так никого не станет.

На том пока и порешили.

Глава 15

Вечером Тимофей Беспалый велел привести к себе заключенного Заки Зайдуллу.

– Господи, Мулла, вот так встреча! – обнял он старого приятеля и подельника. – Если бы ты знал, как я рад тебя видеть! Не было дня, чтобы я тебя не вспомнил, а когда узнал, что ты смотрящий в пермской зоне, то решил повидаться с тобой! И тебя этапировали сюда по моему распоряжению. Не возражаешь?

Мулла невесело ухмыльнулся, от чего на его высоких татарских скулах кожа собралась в морщинки.

– А что толку возражать! – отстранился он от Тимофея. – Как же мне теперь тебя называть? «Гражданин начальник»?

– Можешь называть Тимохой, как прежде… Но я вижу, что ты не очень рад нашей встрече. А ведь я рассчитывал на твою помощь, надеялся, что ты станешь мне опорой.

Морщины у глаз Заки стали еще глубже.

– Сучару хочешь из меня сделать, гражданин начальник? Но эта работа не по мне. Ты что, забыл, как я на все это смотрю?

– Я ничего не забыл, Заки, – серьезно продолжал Беспалый. – И очень хорошо помню, как ты замолвил слово за меня, когда я впервые переступил порог камеры. Тогда ты взял надо мной покровительство, и, если бы не твой авторитет, меня наверняка прирезали бы в тот же день.

В голосе Беспалого появились теплые нотки. Лицо его вдруг сделалось добрее, и Заки Зайдулла невольно вспомнил растерянного пацана Тимоху, которого чекисты поймали на московском рынке почти четверть века назад.

– Это уж точно. Если бы я тогда не вмешался, не бывать бы тебе полковником!

– Не ехидничай. Мулла. Лучше вспомни, как ты наказал того гада, который подкинул мне кошелек.

Мулла нахмурился. Кто бы мог подумать, что Тимофей Беспалый так много помнит? На долю секунды Заки почувствовал себя обезоруженным. Однажды Мулла и впрямь узнал, что обидчик Тимохи сидит в Таганской тюрьме, и, воспользовавшись тюремной почтой, распорядился наказать «крысятника». Приказ был исполнен немедленно, и в ответ Мулла получил клок волос покойного.

– Помню, не забыл, – обронил Мулла глухо. Он и сам частенько вспоминал старого кореша детства Тимоху Удачу. – Только ведь времена изменились!

– Для тебя они не изменились. Мулла. Ты был вор и таковым остаешься.

А я, в отличие от тебя, действительно сменил специальность…

– Поздно об этом говорить, Тимоха, что случилось, то случилось, обратно не воротить. Ты лучше колись, с какой стати ты собрал большой сходняк в этой зоне? Не боишься, что кто-то из паханов, которого ты опустил до шестерки, захочет вспороть тебе живот?

– Мулла, ты недооцениваешь меня. Или, по-твоему, я не знал, на что иду? Ты посмотри, какая вас охраняет бригада! Это ведь любимые воспитанники самого Лаврентия Павловича Берии. Орлы! Все бывшие фронтовики, орденоносцы, гвардейцы, откомандированы сюда по его личному распоряжению и по партийной путевке. А потом, если ты обратил внимание, все офицеры, включая меня, ходят по лагерю в сопровождении автоматчиков.

– И что же ты думаешь делать дальше?

– Я должен доказать, что не зря ношу полковничьи погоны. Извини меня, Мулла, за откровенность, но я или уничтожу всех, кто не подчинится здесь моей воле, или превращу их в послушных овец. Я ведь не шутил, когда говорил, что заставлю воров работать на мебельной фабрике! Ты слышал мою приветственную речь. В стране пора завязывать с преступностью. Товарищ Сталин нам всем четко об этом сказал. Порядок наводить нужно с головы, а значит, с воров в законе.

Они подчинятся, тогда всех урок в стране поставим на колени.

– Я вижу, у тебя большие планы, полковник!

– О! Это ты в самую точку, Мулла. Я разворошу весь этот гадючник.

Сегодняшнее побоище – это только начало. Это предостережение тем, кто вздумает ослушаться Тимофея Беспалого. Тебя же я призываю стать на мою сторону и поддержать меня. Все, что потребуется, я тебе гарантирую.