Оборотень

Мета закрыла блокнот, и ее одолели угрызения совести. Хотя для псевдодилетантства, как она про себя называла работы Циглера, молодая женщина сделала все, чего от нее ожидали, но больше и пальцем не хотела шевелить. Когда она подчеркивала потенциальным покупателям сенсационность работ Циглера, то втайне удивлялась, как это никто не замечает, что она вот-вот умрет от скуки.

Может быть, она не хотела этого потому, что неделя обещала гораздо более интересные события. Хотя Ева наверняка запретила бы это, она приняла художницу из пригорода и представила несколько ее акварелей. Размытые, едва угадывающиеся прибрежные ландшафты… Мета разглядывала небольшие картины, и у нее возникало ощущение, будто она находится в пронизанном светом сне.

Подобные картины Ринцо презрительно называл открыточными видами. Такой стиль живописи противоречил основным положениям галереи, положениям, за которые Мета с таким удовольствием голосовала, когда после учебы работала на аукционе. Но в ее душу все чаще закрадывалось подозрение, что ее вкус на самом деле не настолько светский, как она считала. Постепенно она становилась любительницей красиво выглядевшей душевности, и за подобное признание Ева наверняка тут же выгнала бы ее из галереи.

Тем не менее Мета взяла акварели и даже нашла на них покупателя — пожилого господина по фамилии Мерингер, заглядывавшего в галерею каждые два месяца и умевшего поговорить на самые разные темы. В прошлом году Мета продала ему великолепный мраморный бюст. При этом он подробно описал ей дом на побережье, в котором в теплое время года жил со своей болезненной женой. Об этом доме Мета подумала, когда смотрела на картины художницы, и интуиция ее не подвела. Седой как лунь господин был в восторге, и хотя продажа двух акварелей не принесла целого состояния, Мета была очень довольна собой.

Она хотела сохранить продажу в тайне, но в этот день Ева вдруг сунула нос в бухгалтерию Рахель.

— Об этих картинах я ничего не слышала. И кто такой, скажи на милость, этот Эрнест Мерингер, который их купил? — Начиная допрос, Ева подошла к Мете настолько близко, что та невольно отступила на шаг.

— С каких это пор ты стала противницей денег? — ответила Мета, пытаясь сохранить невозмутимый вид.

— Пара грошей? Да это ничто по сравнению с ущербом для нашего имиджа, если клиентам станет известно, что мы выставляем подобную чушь.

— Значит, ты все-таки знаешь, о каких картинах идет речь. — Мета постепенно обрела уверенность в себе, а вместе с ней пришла злость на бесцеремонное поведение Евы. — Почему не сказать прямо, раз ты уже посмотрела список продаж?

Ева закусила нижнюю губу, словно хотела наказать себя за неосмотрительность. Но ее не так-то легко было сбить с толку.

— Я еще не говорила с Ринцо о твоем пристрастии к кичу… — начала она, но Мета перебила ее:

— Не стоит опускаться до шантажа, Ева! Похоже, ты забываешь, что это я создала галерею вместе с Ринцо, а твоя работа в первую очередь состоит в том, чтобы опекать случайных покупателей. Неприятно говорить об этом, но мне начинают надоедать странные игры, которыми ты в последнее время увлекаешься.

— Вот как… — задыхаясь от возмущения, произнесла Ева, но похоже было, что она не знает, что сказать. На ее щеках вспыхнули лихорадочные пятна, губы подрагивали. — Напоминание о моих обязанностях было излишним, — выдавила она наконец.

— Неужели? А у меня создалось впечатление, что ты о них забыла. — Внезапно Мета пожалела о ссоре, и то, что она указала Еве ее место, не добавило радости. — Не нужно утруждать себя отчетом Ринцо. Я сама поговорю с ним. Мне жаль, но в дальнейшем ты будешь вынуждена продавать кич.

Ева ушла из галереи на удивление рано. У Меты остался от разговора неприятный осадок, вызванный сознанием того, что за эту победу ей еще придется расплачиваться. Она задумчиво отпила кофе и скривилась, потому что он уже остыл. Равно как и ее офис, констатировала она в приступе меланхолии.

Галерея казалась покинутой. Какое-то время назад Рахель, сунув голову в дверь, сказала ей, что хочет попасть на театральную репетицию и уже включила сигнализацию в выставочных залах.

— Давай-ка отправляйся домой. Расслабься в ванной или сделай для себя что-нибудь приятное, — настойчиво попросила она.

Но Мету мало привлекала идея сидеть в пустой квартире и подливать себе вина, и она осталась в галерее.

На улице царила непроглядная темень. От долгого сидения за столом у нее заболела спина. Она хотела встать, чтобы сделать себе еще кофе, когда вдруг увидела свет под дверью. Хотя мысль о грабителях казалась глупой, Мета почувствовала, как сердце гулко забилось где-то в горле. Она напряглась и замерла, прислушиваясь. Когда в дверь постучали и следом она распахнулась, Мета вскрикнула и изо всех сил вцепилась в столешницу.

Карл, закрывая за собой дверь, уставился на нее.

— Надеюсь, я не слишком напугал тебя?

Мета только молча покачала головой, не в состоянии справиться с испугом.