Оборотень

Ну, раз они явились на праздник, не будем их огорчать… Я как раз учуял парочку позади себя. Если люди увидят меня, переступая с ноги на ногу под каштаном, то затрясутся от смертельного страха. Раз уж они хотят свары, я удовлетворю их желание… Я напрягаю задние лапы, когти впиваются в землю, пригибаюсь к земле, взглядом измеряю расстояние — мои стальные мышцы срабатывают… Грр… Я несусь к людям, пожирая пространство, и они сейчас просто умрут от страха… Но нет, на этот раз мне не удалось захватить людей врасплох, ибо по молниям из их палок я понимаю, что люди были настороже… Я с воем приземляюсь на лапы, и эти трусы позади меня убегают… Грр…

Но остальные — поблизости. Они осыпают меня свистящими жалами…

Жала впиваются в мое тело, как раскаленные металлические клыки. Пронзают меня, терзают изнутри… Я ощущаю вкус крови на языке… Силы мои уходят… Как им удалось причинить мне такие страдания, я даже уже не различаю этих людей? Неужели у них хозяин лучше, чем у меня?

Они воспользуются моей слабостью… мне надо бежать… оправиться, чтобы потом совладать с ними, моя очередь еще придет…

Превозмогая боль, я выбираюсь из леса, где люди радостно вопят, веря в свою победу… Но я знаю одно убежище, где смогу вернуть себе могущество.

О! Какие мучения сжигают меня изнутри…

* * *

К северу от Сент-Метрен, ближе к Пьеррефишу, там, где тянется заболоченная лесистая равнина, гремят выстрелы, словно выражая гнев тех, кто охотится на оборотня.

На ферме Тийе жмутся друг к другу женщины: мать, дочери, служанки. Они похожи на приговоренных к сожжению, сумевших справиться с пламенем костра, уже превратившегося в пепел. Женщины обратились в слух, находя утешение в яростных силах, которыми управляет Тийе — он самый деятельный из всех. Если Тийе берется за что-нибудь, он всегда бывает лучшим.

По мере того как стихает буря, порожденная порохом, оставшиеся на ферме испытывают все большее спокойствие. Фермер сумеет не выказать слабости и справится со страхом остальных. Он добьется отлично сделанной работы. Волку-оборотню следует готовиться к жестокой борьбе. Окончательно успокоившиеся женщины вздыхают и обмениваются робкими улыбками.

Но что вдруг случилось, и без всякого предзнаменования?.. Их словно захлестывает злая сила, охватывает смертельный страх, тот страх, от которого кровь стынет в жилах.

Женщины подавлены тоскливым чувством, из каждого темного угла тянутся щупальца, касающиеся кожи, проникающие в мозг. Сердца испуганных женщин бьются гулко и боязливо, каждая вдруг вспоминает какой-нибудь страшный рассказ, жгучий, словно пылающий уголек.

Все эти ощущения обрушились на женщин внезапно. Откуда взялась эта напасть, опасная, как огонь, бегущий к бочке с порохом?

Но страшное предчувствие готовит женщин к новому испытанию ибо из спальни Тийе, продираясь сквозь стены, доносится стон, разрывающий барабанные перепонки, — женщин охватывает безотчетный предательский страх.

Они никого не видели. Дверь по-прежнему заперта. Кто осмелился взломать окно хозяина и стонет там?

Это не может быть Тийе, который воодушевляет тех, кто охотится на волка-оборотня, а не воет от страха, спрятавшись за спины женщин.

Стоны из спальни не прекращаются. За первым следуют все новые и новые, похожие на узкие языки плети, со свистом рассекающей воздух, слышна громкая икота… Длинная нить жалоб, сплетенных из страданий. Женщины охвачены тоской, они превратились в созревшую гроздь страха.

Каждый новый стон, просачивающийся сквозь стену, вызывает резь в глазах, словно они засыпаны пылью, и женщины, до крови закусив губы и не осмеливаясь поглядеть друг на друга, едва дышат. Утонув в страхе, выползающем из спальни Тийе, застывшие в путах этих безликих стонов, они с ужасом вглядываются в умирающий огонь керосиновой лампы, висящей на балке. Но ни одна из них не в силах подойти к лампе и вытянуть фитиль. Тьма и стоны вырыли у ног женщин огромную яму, в которую они скользят и падают… И вот уже дно этой ловушки, женщины прижимаются друг к другу, а черная тьма начинает засыпать их живьем.

Уже давно вдали воцарилась тишина — мужчины перестали стрелять. Нет успокоительного грома пальбы. И женщины умирают в этой ледяной тьме, страшась необъяснимых стонов. Уже доносятся вопли служителей загробного мира. Они идут… своими воплями предупреждая: готовьтесь покинуть земную обитель. Они бегут. Слышно их короткое дыхание. Они распахивают дверь фермы, врываются в комнату, чтобы схватить всех и уволочь в какой-то мрачный рай.

У одного из вбежавших в комнату мужской голос. В темноте слышны крики:

— Эй, женщины! Где вы? Идите скорей…

Этот громкий ясный голос принадлежит старшему сыну хозяина фермы… И в остальных голосах не слышно злобы и ненависти, это голоса охотников на волка-оборотня.

Жена Тийе чувствует, как ее мгновенно отпускают тиски страха, она спотыкается о скамью, вытягивает фитиль, освещая комнату. И вид опьяненных победой мужчин заставляет ее вскинуть руки ко рту, чтобы сдержать глупый женский крик радости, изгоняющий последние страхи из души.