Оборотень моей мечты

Сил хватило только на то, чтобы покачать головой. Об одном мечтала — чтобы убрал он от меня свои руки, чтобы близость его не оказывала на меня неизменно возбуждающее действие.

— Можно я прилгу? — бросила я мимолетный взгляд на Калину и отошла в сторону. — Ноги не держат.

— Конечно! Ложись. На тебе лица нет.

Сил у меня моральных нет, а не лица. Где взять столько терпения, чтобы и дальше притворяться? Как бы я хотела сейчас оказаться дома, с мамой и папой, и забыть события последних месяцев, вместе с этими медведями, как страшный сон. Но именно сейчас у меня нет такой возможности. Нужно и дальше терпеть и делать вид, что все нормально. Ради отца, Луки… А еще каким-то образом выведать планы Калины касательно моего отца.

Доковыляв до кушетки, я практически упала на нее и отвернулась к стене. Спиной чувствовала, что какое-то время Калина еще продолжал стоять посреди комнаты, глядя на меня, а потом ушел, стараясь ступать бесшумно. Кажется, он о чем-то догадался. Актриса из тебя, Маруся, никакая, прямо скажем. На этой пессимистичной ноте я закрыла глаза и сразу же провалилась в беспокойный сон.

Снилась мне Елена. Вернее, во сне я была ею. Молодая, беспечная и очень веселая. Я неслась на свидание к любимому, словно за спиной у меня выросли крылья. Ветер свистел в ушах. Запах костров, доносящийся из далекой деревни и улавливаемый моими носом, будоражил голову. Лапы пружинили на прошлогодней пожухлой листве, вздымая ее, оставляя после себя пыльный след. Впереди уже маячило озеро и проглядывалась спина того, кто ждал меня, кого я не видела долгую неделю, занятая делами в клане.

Обернулась, не доходя несколько шагов до него. Волосы прикрыли обнаженную грудь, шелком проскользили по спине. Наготы своей я не стеснялась, знала, что красива, что возбуждаю его такая. Все внутри меня дрожало от предвкушения близости, которая каждый раз казалась мне еще прекрасней, чем до этого.

— Любимый! — обняла его сзади и прижалась грудью к его спине. Потерлась сосками, чувствуя, как они моментально затвердели, как наливается тяжестью низ живота. — Как же я соскучилась!

Нет-нет! Это неправильно! Я не должна сейчас быть Еленой, ведь обнимает она моего отца. Это неправильно, кощунственно. Это слишком интимно и гадко, даже для такой искушенной стервы, в которую превратилась эта медведица после смерти!

— Я тоже рад тебя видеть, — оглянулся Андрей и потянул Елену за руку, вынуждая присесть рядом прямо на прохладную траву, еще влажную от росы, хоть августовское солнце уже и палило вовсю.

Он не смотрел на нее, а продолжал что-то внимательно разглядывать на ровной глади озерной, словно ждал появления волшебной ладьи, а она все никак не выплывала из рассветного тумана.

Вот это другое дело, хоть и тоже нехорошо. Но кажется, у меня получилось не быть ею во сне, а наблюдать за ними со стороны. Я не хотела и этого, но частица духа, что жила во мне, заставляла смотреть. Ведь впервые она мне показала любимого. Ни разу до этого я не видела их вместе. Так странно, я спала очень крепко, но точно знала, что вижу сон, как отражение реальности давно минувших дней.

— Что случилось? Почему ты не смотришь на меня? Не видишь, как сильно я хочу тебя?

Елена провела руками по своей груди, отводя волосы за спину, призывно прогибаясь в талии. Она прижалась к Андрею плечом, но он снова едва уловимо отстранился от нее.

— Не будь букой. Поцелуй меня, — обхватила она его за шею, прижимаясь губами к заметно трепещущей на шее жилке.

— Елена, мы не должны, — вновь отвел он ее руки. — То, что мы делаем, неправильно…

— Правильно, милый, правильно. Я так люблю тебя, что жить без тебя не могу. И ты меня любишь…

Она уложила его на траву и придавила собой. Приникла губами к его губам…

Нет! Только не это! Я не хочу видеть этого с отцом в главной роли. Силилась открыть глаза, твердила как заведенная: «Нет! Нет! Нет!»

— Маруся, проснись. Это всего лишь сон.

— Это не сон, — прохныкала я, все еще не понимая, сон это или явь, откуда пришел такой родной и знакомый голос. — Я не хочу, не хочу!..

— Все хорошо, малышка, все хорошо… Что я наделал, на что тебя обрек?..

Папа? Ну конечно! В чьих объятьях еще может быть так уютно, так хорошо и привычно? Мелькнувшую подсказку откинула сразу же, прижимаясь к родному телу.

— Папулечка! — прорыдала я ему в плечо, полностью просыпаясь. — Папулечка!

Неврастеничка какая-то! Вместо того чтобы радоваться, что сижу тут и обнимаю отца, рыдаю как ненормальная, истерю просто. Но слезы лились безостановочным потоком, словно я решила выплакать все, что накопилось в душе за эти месяцы. Какое-то время мы сидели с отцом обнявшись. Он ничего не говорил, просто гладил меня по волосам, прижимая голову к плечу. А я потихоньку успокаивалась, судорожно всхлипывая. Сдается мне, слез не осталось совсем. Теперь, наверное, я смогу сколько-то лет не плакать вовсе.