Оборотень на диете или я ушла, и все наелись (СИ)

- Винс, отвези меня в Режина-касл. Мне действительно нехорошо. Это все нервы. Последние дни не были самыми легкими. Сердце билось, просто очень медленно и тихо. У меня низкое давление. Со мной уже так было. Просто надо отдохнуть и все пройдет.

- Врешь, только не пойму в чем. Эш, мне все это не нравится – отрывисто каркнул Винс.

Мне тоже не нравится, только, что поделать. Надо что-то решать. Но нет сил. Скорей бы попасть в замок, там мне становится легче. Будто тень Режины поддерживает во мне жизнь.

Эта самая «тень» всегда была со мной, когда я находилась в центральной гостиной «Режина касл». Вот и сейчас, сидя в кресле качалки, я вела безмолвный диалог с портретом Режины. Он висел во всю стену, бабуля была изображена в полный рост. Красивая статная женщина в белом платье до пола. Роскошные косы убраны на голове в виде короны, поза властная, я бы даже сказала величественная. Весь ее облик излучал силу, спокойствие, и уверенность. Почему-то портрет, так никто и не снял со стены. Впрочем, возможно он был врублен в стену, витая рама картины не выступала от стены, а как бы смотрелась ее продолжением. Я никогда не обращала на это внимание потому, что этот портрет был всегда. Он не часть стены, а неотъемлемая часть моей жизни, как прошлой, так и нынешней. Жизни…. И смерти, которая видать не за горами.

Смерть – как несправедливо и подло. Я злилась на бабушку. Разумом я понимала, что это глупо. Но ничего поделать не могла. Режина, я тебя ненавижу! За твою беспечность, недальновидность. Даже за твою долгую и счастливую жизнь! Почему я должна умирать! Зачем ты передала мне свое проклятье? Кто тебя просил? О чем ты думала, когда решила продолжать свой род? Вовсе не о своих потомках, ты как всегда думала о себе! Хотела реализоваться как женщина? Конечно, тебе всегда все удавалось, и сходило с рук! А цена? Кто оплачивает по счетам? Разве это справедливо, почему платить столь высокую должна я! Что ты наделала! Как ты могла! Никогда не прощу тебя. Слышишь, никогда!!!

В ярости я схватила синюю (мою любимую) вазочку, и силой грохнула ее прямо в центр портрета. Ваза разбилась в дребезги, а портрет будто ожил и выдвинулся со стены. Я шарахнулась в сторону. Мне показалась, будто Режина сошла из рамы на пол. У меня приступ, зрительные галлюцинации. Я проморгалась. Портрет стоял на месте и Режина тоже, но он действительно слегка выдвинулся вперед. Я подошла ближе. И тут я увидела брошь на платье бабули, она была в виде сердца

Боже! Какая ж я дурра! Просто идиотка! Режина мне подробно все написала. Чуть ли не впрямую. Это же шифр! Последний абзац письма!!!

«Если тебе станет совсем тяжело, и не будет выхода. Вспомни мой портрет в гостиной дома. Посмотри в мои глаза, и положи руку мне на грудь. Представь, что сердце мое бьется. Раз, два, четыре, и оно забилось часто, часто от радости встречи с тобой. Девять, двенадцать и оно замерло, при виде твоей боли, Сорок пять, пятьдесят шесть, и снова ритм восстановился, потому, что я знаю, ты сильная, и справишься с любой бедой. Посмотри мне в глаза снова, и ты увидишь в них слезы гордости, помни я всегда с тобой.»

Мне даже не пришлось давить ей в глаза. Под моим взглядом темные глаза бабули сами ушли вглубь, а брошь наоборот выдвинулась вперед, и теперь я различала цифры на ее ободке. Все просто. Сердце следовало воспринимать как стрелку, я повернула сначала к единице потом к двойке, а затем к четверке. Сердечко затрещало и открылось. За ним обычный цифровой замок, и я набрала: 9;19; 45; 56. Ничего не произошло. Ах, да были еще слезы. Что ж это такое? Ага, слезы моря. На бабули были жемчужные серьги. Я нажала на белый круг в ее ухе. Стена отъехала в сторону.

Я истерично смеялась уже минут десять, не меньше. Над собственной дуростью, пожалуй. И смех был мой горек, как пепел. Почему все так поздно? Ах, Режина, Режина. Перемудрила ты, милая. Зря понадеялась на мою сообразительность. И вообще все зря.

Бабулин тайник представлял собой большую, хорошо освещенную комнату. Первое, что я сделала, войдя туда, щелкнула выключателем. Он был по правую руку на уровне моей груди. Комната вмиг зажглась не менее десятком ламп дневного света. Вообще, это было нечто наподобие склада забытых вещей. На полках в разнобой валялись одежда разных эпох, картины, старинные фотографии, какая-то мелочь, погремушки, шкатулки, открытки, вырезки из газет, даже оружие, всех мастей и тоже явно старинное. А также письма, кучи писем, в основном любовного содержания. Дед писал бабули во время долгих отлучек, все таки он был военным. В общем, здесь была собрана вековая история четы Ламаров. А я ее так бездарно прозевала.