— Расспросите этого типа, когда он придет в себя, — Пастер поднялся, отряхивая брюки. — Думаю, он такой же лейтенант, как я адвокат, но способен рассказать много интересного, не так ли? Если не утратит рассудок, конечно же. Или вот мистер Шотбоу, например. Скажите-ка, мистер Шотбоу, что вы везете? Чертежи подводной лодки? Секрет абсолютного топлива? Алмазы?
— Откуда? Откуда вы узнали? — растирая горло, воскликнул охотник.
— Что узнали? — подался к нему корпусом француз. — Про подводную лодку или про алмазы?
— Какая к черту лодка? Что вы несете? Алмаз!
— Алмаз Дингаана? — ляпнул ни с того, ни с сего Харрисон.
— Какого к дьяволу Дингаана?! — ошалело вытаращил глаза Шотбоу. — Мой! Собственный!
— Значит, все-таки алмаз! — в восторге воскликнул Эзра.
— А что — это запрещено?
— Если алмазы добыты законным путем, нет, — веско произнес Пастер.
— Какое вы право имеете меня судить?
— Никакого. Кроме морального. Из-за вашего алмаза погибло уже двое. И, боюсь, скорбный счет не окончен.
Француз, не глядя в сторону охотника, словно он интересовал его не больше резной деревянной панели, повернулся и скрылся в своей комнате.
— На вашем месте, мистер Шотбоу, — голос капитана звучал ровно и почти спокойно. — Я бы сменил одежду, умылся и выпил стаканчик бренди для улучшения общего самочувствия. Сейчас сюда придут матросы.
Шотбоу кивнул, с трудом поднялся на ноги и побрел по коридору.
— Моя помощь нужна? — обратился Харрисон к О'Найлу.
— Нет, благодарю вас.
— Тогда и я пошел.
Молодому человеку не терпелось остаться наедине со своими мыслями, чтобы еще раз проверить внезапно возникшую догадку.
Запах бренди!
Каким же ослом нужно быть, чтобы сообразить с самого начала. Вот что имел в виду Пастер!
Заперши дверь, Харрисон бросился к исчерканному листку.
Левая колонка —
1. Керриган и семья — вычеркиваем…
2. Фитц-Рой и жена — тоже, в принципе, можно вычеркнуть.
Что ж, можно порадоваться — попадание пятьдесят процентов. Хотя, какое там… Уж чего-чего, а радости молодой человек не испытывал, вспоминая обескровленное лицо, измаранный алыми пятнами капот и беззащитно поджатую узкую ступню убитой.
Правая колонка —
1. Шотбоу — жирный росчерк карандаша.
2. Хэпм — вот он!
Все улики сходятся. До мелочей, до последнего штриха.
Так, еще раз. Все с самого начала.
Убитого Бейлса первый помощник видел мельком и тут же ушел сменить капитана. Хороший повод. Что ж, Седой — опытнейший охотник за оборотнями, если верить французу. Одного взгляда на рану для него достаточно. Он понял, что на «Суламифи» вервольф, и начал поиск. Записку написал нарочно для того, чтобы проверить реакцию оборотня и оказать психологическое давление, заставить совершить неосторожный поступок, раскрыться. Каким-то образом Хэмпу удалось выйти на чету Фитц-Роев. Дело, по правде говоря, не хитрое, если Харрисон сам пришел к почти такому же результату. Потом учинил погром в их каюте. Для чего? Очевидно, искал решающие доказательства. Кроме того, наверняка ему нужно было знать: кто же убил стюарда — лейтенант или его жена. А когда узнал, притворился напуганным пьянчугой — отводил глаза окружающим и готовил последнее и окончательное алиби, а потом нанес удар. Как черная мамба, подкарауливающая неосторожную пичугу в ветвях акации.
Ай да Хэмп! Ай да немощный старик!
Единственного он не учел — вонь дешевого бренди быстро не выветрится. Какая мелочь, а разрушила всю игру Охотника, с головой выдав тщательно подготовленный план.
Оставалось решить одно — как же теперь следует поступить?
С одной стороны, щемящей жалости к вервольфу Эзра не испытывал. Больше того, если бы оборотнем оказался любой из мужчин, а не молодая симпатичная женщина, в душе Харрисона не возникло бы и тени сочувствия.
Но, с другой стороны, Хэмп не имел права брать на себя обязанности и следователя, и судьи, и палача. Преступник может и должен быть изобличен, но выносить решение о виновности и определять меру наказания имеет только суд. Сыщик, решивший покарать преступника самостоятельно, сам преступает закон.
Интересно, что думает по этому поводу Пастер?
Спросить бы, к такому же выводу пришел француз или нет?
Подняв голову, молодой человек неожиданно обнаружил, что стемнело. Сумерки в тропиках скоротечны, а «Суламифь» приближалась к экватору.
Харрисон костяшками пальцев постучал в двери Пастера.
Тишина.
Нет его, что ли?
Тогда где же кафр? Тьфу ты, матабеле.
— Кто там? — ужасающий говор африканца не перепутать ни с чем.
— Мне нужен мсье Пастер. Я — Харрисон. Мы играли с вами в шахматы.
— Я узнал вас, инкози Харрис, — с достоинством отвечал Нгона.
— Где Пастер? Мне нужно с ним поговорить.
— Инкози Ник ушел.
— Давно?
— Только стемнело.
— Дьявол! — не сдержался Эзра. — Ведь он к нему пошел!
— К кому?
— К Седому Охотнику.
Нгона замолчал, а потом вдруг жалобно попросил:
— Откройте дверь, инкози Харрис.
— Но у меня нет ключа.
— Сломайте, инкози. Это очень плохо. Седой убьет его. Я должен помочь…
Но Эзра уже не слушал. Быстрым шагом он выбежал на верхнюю палубу, на ходу нащупывая в кармане вселяющую уверенность тяжесть от господ Смита и Вессона.