Оборотень в погонах

Особенно обидно было то, что кончились гранаты. С ними мы еще могли надеяться продать свои шкуры за хорошую цену.

В общем-то никто из нас уже не надеялся уйти с этой вершины, а потому грязно-зеленая тряпка, медленно плывущая в нашу сторону, была поначалу принята за клок дыма, потом – за морок, и только когда этот морок, тяжело развернувшись, начал заходить на посадку со стороны пропасти, мы поверили в его материальность.

Похоже, басмачи были того же мнения, потому как ничем иным напавший на них ступор объяснить было невозможно. Только когда ковер скрылся за камнями, запоздало взвыл «гатлинг», щедро осыпав вершину нитями трассеров.

Мы подошли к ковру. Это была стандартная транспортная «осьмушка» – восемь квадратных саженей прошитой кордом ткани, гном-бортпортной за многостволкой, и человек-пилот. Мне сразу не понравилось, как он смотрел на нас, точнее – как он прятал глаза.

– Дело такое, парни, – хриплым голосом сказал пилот, старательно глядя в сторону. – Меня за вами никто специально не посылал. Я обычный почтарь, возвращался из Темреза, услышал про вас, решил… короче, я могу забрать только троих, больше эта тряпка не подымет. Такое вот дело, парни.

Что ж, на войне бывает всякое. Бывает и такое. Трое – это лучше, чем никто. Осталось только решить, кому лететь, а кому… лежать на камнях. Вот только решать не хотелось.

Мы сидели на ковре, а он дрожал под нами, словно живой – мне казалось, что я слышу надрывные крики сильфов, пытавшихся поднять неподъемный для них груз – и каждый старался не смотреть в глаза другим.

Потом гном молча начал выбрасывать за борт все, что мог – инструменты, заплаты, наши винтовки, патроны – даже фляги. И на миг всем показалось, что вот-вот – и взлетит. Но на войне не бывает чудес, кроме утвержденных командованием.

Потом незнакомый мне эльф с волосами цвета спелой пшеницы подобрал выпавшую на ковер пачку «Эльбруса», закурил, жадно затянувшись… закашлялся и вдруг одним плавным, стремительным движением прыгнул на землю. А ковер, качнувшись, пошел вверх.

Этот сон мне снится чаще других. Кажется, я знаю, почему. Наверное, он снится и остальным из нашей пятерки. Но каждому – свой. Потому что каждому из нас снится, что это у него хватило мужества соскочить тогда с «осьмушки».

Глава 7, или О прелести провинциальных городков

Валентин Зорин, суббота, 19 июня

Пожалуй, даже логично, что в городе Коврове испокон веку ковров не ткали. Орденский капитул, пользуясь той же логикой, постановил вскоре после теократического переворота небольшой оружейный заводик, существовавший тут и прежде – расширить, обновить, а главное – переименовать, чтобы никто не догадался. В стране, где производством смертоубийственных орудий ведало министерство сельского хозяйства, другого ожидать и не следовало. Поэтому промышленный гигант, кормивший ныне большую часть обывателей не только города, но и всей Владимирской губернии, носил гордое имя Ковровского метловязального, хотя всякого, кто попытался бы на его продукции покататься верхом, ждало горькое разочарование. Здесь производились жезлы – огневые и ледяные, освященные и заклятые сотней различных способов, – а также прочее магическое оружие, вроде приснопамятных «огненных шмелей».

Если бы не комбинат, я бы, пожалуй, смог полюбить этот город. Он был очень старый. На центральных улицах это не так ощущалось – мелькали перед глазами какие-то шельмовские рекламки, вывески латиницей – вершина провинциального шика, проплывали над головой в редкой струйке потертых бухарских ковриков ворсистые исфаганские, химически-пестрые немецкие, шелковые японские. Но сделаешь шаг в сторону – и вот ты уже попал в раешные времена, когда из подворотен несет гнилой картошкой, а на стенах пишут не «Йог-Сотот жив!», а «Петька – казел!». Сделаешь еще шаг – а вокруг город дореволюционных времен, и кажется, что вот-вот вывернет из-за угла городовой, и строго поинтересуется – чем это занят гость, и не злоумышляет ли вдруг на богоравного кесаря. И мнится – вот так пройдешься до самого конца по переулку, и выйдешь в чисто поле, где и города-то нет, а только сельцо за оградой стоит в темных, злых лесах, где не пройти-не проехать одному, не поймав дивьей стрелы в глаз…