Шатер царя греческой армии был гораздо просторнее Ахилловой палатки и загроможден куда больше: вдоль стен располагались укрытые горами цветных покрывал широкие диффы, низкие столики уставлены сосудами и емкостями всех форм и размеров, песчаный пол прикрывали хоть и изрядно потёртые, но все ещё прекрасные ковры. В неровном свете горящих по углам высоких треножников начищенная бронза отсвечивала красноватыми бликами, золото — теплым желтым сиянием, а лицо Агамемнона — пульсирующим малиновым цветом, прекрасно сочетавшимся с густой, черной с проседью бородой и черной же шевелюрой.
— Ты! — зарычал он, едва Илья появился в его шатре. — Ты!
От возмущения у царя, видимо, даже перехватило дыхание, потому что продолжить Агамемнон не смог, только выкатил широко расставленные темные глаза и трясущимся от злости пальцем указал на Илью. Собравшиеся в просторном шатре вожди племен благоразумно помалкивали.
— Я, — спокойно согласился Илья.
На миг ему показалось, что это короткое слово Агамемнона просто добьёт: он налился краской еще сильнее, хотя миг назад казалось, что это просто невозможно.
— Ты, — наконец прорвало его, — вместо меня царем стать хочешь?
— Что?
— Решил беспорядок устроить в моей армии, так?
По-прежнему ничего не понимающий Илья предпринял еще одну попытку разобраться:
— Ты о чем?
— О чем?! — заорал Агамемнон. — Ты солдат подстрекаешь! Их призываешь на мятеж! Их призываешь убить меня и отправиться по домам!
— Я?
— Ты!
— Нет.
— Нет? Ну, сейчас увидим, — зловеще процедил справившийся с дыханием Агамемнон и дал знак одному из стражников. Через несколько мгновений в шатер втащили перепуганного Терсита.
Агамемнон торжествующе переводил взгляд с одного на другого.
— Ну, — наконец обратился он к Илье. — Что скажешь?
— А что я могу сказать?
— Ты этому человеку велел возмутительные речи вести! Ты ему велел моих воинов призывать убивать своих вождей, забирать добычу и домой возвращаться!
— Что?
Похоже, изумление на лице Ильи было настолько сильным, что Агамемнон на миг задумался, а потом обернулся к Терситу:
— Ты кричал, что это Ахилл тебе велел поднимать народ и идти ко мне.
— Он и велел, — проблеял лысый грек.
— Когда это я тебе велел? — вмешался тут Илья, делая шаг к нему.
Ахилла Терсит боялся, видимо, куда больше, чем Агамемнона — лысый грек испуганно затрепыхался в руках крепко держащих его солдат. Потом обмяк и пробормотал:
— Ты ведь сам велел нам законную долю добычи потребовать у наших вождей.
— Я сказал, что спрашивать о добыче нужно не у меня, а у своих вождей.
Терсит молчал. Разницы он, похоже, не уловил. Агамемнон жестом велел увести его, а потом произнес, чеканя каждое слово:
— Когда против меня заговор плетут, этого не прощаю я. Даже любимчикам богов вроде тебя.
Для себя Агамемнон уже решил, что Ахилл — изменник, и доказывать обратное не имело смыла. Да и зачем? Илье это было только на руку, всё равно ведь ему с царем ругаться, и какая разница по какому поводу.
Агамемнон, тем временем, снова завёлся:
— Рядовые воины — что они понимают? Они слышат поганые речи презренного сына Агрия, слышат, что сам Ахилл согласился с ним — и всё, готовы после этого что угодно совершать! Как будто Ахилла согласие — это тоже, что и благословение богов! Некоторые к кораблям уже отправились, решили немедленно отплывать! Ты что, думал, что сможешь армию расколоть, которую столько лет я собирал? Что сможешь меня заслуженной победы лишить? Великой победы, с которой в веках я прославлюсь? Не выйдет! Слышишь ты меня? Не выйдет!
Илья молчал. Агамемнон перевёл дыхание и продолжил уже гораздо спокойнее:
— В одном я с Терситом, сыном Агрия согласен. Делиться добычей и впрямь надо, чтобы не было недовольных.
— Мои мирмидоны всем довольны.
— Я не о них речь веду. Со своими царями надо делиться добычей.
Илья покачал головой:
— Ты видел, чтобы у нас была добыча? Мы сражались на поле боя, а не трупы грабили.
— А пленница? — требовательно осведомился Агамемнон.
— У тебя своих мало? — обрадованно спросил Илья; он увидел прекрасный повод разругаться с Агамемноном и сообщить, что мирмидоны не будут участвовать в битвах.
— Как царь я имею право на любую добычу, какую пожелаю. И желаю я твою пленницу-амазонку.
— Желай, — пожал плечами Илья, всем своим видом демонстрируя, что его это нисколько не беспокоит.
— Я знал, что ты откажешься, — хищно осклабился Агамемнон и подал знак.
Полог шатра снова раздвинулся, и два коренастых грека втащили внутрь упирающуюся белокурую амазонку, уже развязанную и в одной тунике. Пенфесилея бросила быстрый взгляд на Ахилла, а потом с яростью уставилась на Агамемнона и что-то злобно процедила сквозь стиснутые зубы.
— Сначала я с ней развлекусь, потом поделюсь со своими солдатами, — злорадно сообщил Агамемнон, и присутствовавшие в шатре стражники одобрительно зашумели. — Ну, и что ты скажешь теперь? — и поскольку Илья по-прежнему молчал, он добавил: — Будешь знать, как против меня заговоры строить!