Оборотная сторона медали (ЛП)

Там он сбросил с кресла свои рубашки и сел. В голове, а точнее в груди его бурлили эмоции, и некоторые весьма болезненные. Имя флага и ставшее абсолютно понятным послание тут же напомнили ему во всех подробностях некоторую серию происшествий, и теперь он сидел, глядя в пустое окно, и снова и снова перебирал в памяти ту историю.

"Синий Питер" — огромный бриллиант в форме сердца, разумеется, синего цвета, принадлежал Диане, когда она была в Париже в начале этой войны. Она им восхищалась, страстно к нему прикипела. Когда шлюп Джека Обри "Ариэль" разбился на бретонском побережье, она отлично жила в Париже, поскольку прежде чем снова стать британкой по браку со Стивеном, была американкой.

Подозревали, что Стивен — шпион. Вместе с Джеком и их спутником Ягелло, офицером на шведской службе, их доставили в Париж, в тюрьму Темпль. Велика была вероятность того, что Стивена наконец-то расстреляют. Диана попыталась спасти его, подкупив жену министра бриллиантом, и тем самым едва не обрекла на смерть. Поступок сочли подтверждением того, что доктор Мэтьюрин — особо важный агент. Их все-таки освободили, но по совершенно другой причине. Группа влиятельных лиц в Париже во главе с Талейраном придерживалась мнения, что Бонапарта можно свергнуть и закончить войну, если Англия согласится на предложенные условия мира. Оставалось только найти исключительного посланника с хорошими рекомендациями для передачи их предложения.

Их агент, Дюамель, высокопоставленный сотрудник одной из французских разведслужб, намекнул Стивену, что его считают подходящим человеком. После долгого словесного фехтования Мэтьюрин согласился на условиях освобождения своих спутников, Дианы и возвращения бриллианта. Последнее по политическим причинам оказалось невозможным в такой короткий срок, но этот вопрос обещали решить позже. Дела давно минувших лет, Стивен с тех пор ничего не слышал о "Синем Питере". На самом деле произошло столько всего, что сияние прекрасного камня осталось не более чем воспоминанием о воспоминании.

"Странное предложение, — задумался Стивен, вновь разглядывая шкуру баклана, — и небезопасное". Некоторое время он оценивал возможные затруднения — похищение, убийство и так далее, а потом заверил себя: "В любом случае стоит попробовать. Можно отправиться с медленным экипажем в полдень. Все еще успею к священному для Джека отливу, который нельзя упустить ни при каких обстоятельствах".

Стивен набросал несколько строк, в которых сообщил: если джентльмен, осчастлививший его костями, будет ждать на лугу в конце проселочной дороги в Ридженс-парке завтра в полдевятого утра, то доктор Мэтьюрин будет рад встрече. Доктор М. просит джентльмена явиться без сопровождения и держать в руке книгу. Стивен отнес записку швейцару, попросил отправить посыльного на Фрет-стрит, и возвратился к сбору багажа. Процесс оказался медленным, трудоемким и неэффективным. В клубе хватало искусных рук, которые уложили бы вещи для него. Но скрытность пустила в нем такие корни, стала настолько инстинктивной, что доктор не подпускал незнакомцев даже к собственным рубашкам.

Больше всего проблем создавал рундук с двумя съемными отделениями для бумаг и маленьким ящичком. Снова и снова Стивен набивал его, с трудом запирал крышку и обнаруживал, что одна из трех частей валяется на кровати или за дверью. К полуночи он полностью заполнил и запер рундук и лишь потом понял, что пара карманных пистолетов (которые стоило взять с собой утром) оказалась на дне.

"Жизнь того не стоит", — пробормотал Стивен и улегся в постель с памфлетом Мартина — аккуратным, основанным на фактах отчетом о злоупотреблениях на флоте. Памфлет претендовал на звание самого неблагоразумного творения, созданного флотским капелланом. Миссис Мартин оказалась бесприданницей, прихода (или шанса на приход) не было. Мартин мог рассчитывать только на покровительство и постоянство Джека Обри.

Одна из причин активного сообщения между Францией и Англией — присутствие в Хартвелле, в Бакингемшире, графа де Лилля, де-юре короля Людовика XVIII. Его советники поддерживали связь с различными роялистскими организациями, особенно в Париже. Поскольку некоторые министры в правительстве Бонапарта считали разумным застраховаться на случай любых неожиданностей, они не только попустительствовали подобному сообщению, но и сами отправляли эмиссаров с посланиями. Обычно в них выражалось уважение и добрая воля, но не конкретные предложения. Число посланников росло и падало в соответствии с успехами Бонапарта (в последнее время редкими), что давало британским разведслужбам довольно точное представление о настроениях осведомленных лиц в Париже.