Оборотная сторона полуночи

Весной Ноэль сыграла главную роль в фильме, режиссером которого был Арман Готье. Когда фильм вышел на экраны, ее слава облетела всю страну. Готье удивлялся терпению Ноэль, когда она давала интервью и позировала фотографам. Большинство звезд ненавидели и то и другое и соглашались на это либо ради рекламы и увеличения своих доходов, либо из тщеславия. Ноэль же не прельщали ни деньги, ни тщеславие. Готье не раз спрашивал ее, почему она отказывается от отдыха на юге Франции, в дождливую погоду остается в Париже и изнуряет себя позированием для «Матэн», «Пти Паризьен» или «Иллюстрасьон». Ноэль всегда уходила от ответа. Ему не стоило жалеть об этом. Если бы он вдруг узнал действительную причину, то был бы поражен. Ноэль же руководствовалась вполне определенными мотивами.

Все, что она делала, предназначалось для Ларри Дугласа.

Когда Ноэль позировала фотографам, она представляла себе своего бывшего возлюбленного в тот момент, когда он открывает журнал и вдруг находит там ее портрет. Когда она играла какую-нибудь сцену в фильме, то воображала Ларри, сидящего в кинотеатре на вечернем сеансе где-нибудь на другом конце света и видящего ее на экране. Ее работа служила ему напоминанием, посланием из прошлого, признаком того, что когда-нибудь он вернется к ней. Все помыслы Ноэль сводились к одному – вернуть его к себе и уничтожить.

Благодаря Кристиану Барбе у Ноэль пополнялось досье на Ларри Дугласа. Детектив-коротышка перебрался из своей захудалой конторы в большое, светлое и шикарное помещение на рю Рише рядом с Фоли-Бержер. Когда Ноэль впервые навестила Барбе в его новой конторе, то была немало удивлена. Барбе улыбнулся и пояснил:

– Она мне дешево досталась. Раньше эта контора принадлежала еврею.

– Вы сказали, что у вас есть для меня новые сведения, – резко напомнила ему Ноэль.

Самодовольная улыбка исчезла с лица Барбе. У него действительно были новости. Находясь под наблюдением фашистов, стало трудно добывать информацию из Англии. Однако у Барбе нашлись способы ее получения. Он подкупал матросов с судов нейтральных стран, чтобы они провозили ему письма из одного лондонского агентства. Правда, Барбе пробовал и другие методы. Он играл на патриотизме французского подполья, гуманности Красного Креста и алчности торговцев черного рынка, имеющих связи в Англии. У него был особый подход для каждого отдельного случая, и поток информации никогда не прекращался.

Барбе взял со стола свои записи.

– Вашего друга сбили над Ла-Маншем, – начал он без обиняков.

Краем глаза он следил, как Ноэль отреагирует на это, надеясь, что она не выдержит и сбросит маску безразличия, а он насладится причиненной ей болью. Однако ни один мускул не дрогнул на лице Ноэль. Она взглянула на него и уверенно сказала:

– Его спасли.

Барбе уставился на нее, сделал глотательное движение и неохотно подтвердил ее слова:

– Да, спасли. Его подобрал английский спасательный катер.

Детектив никак не мог понять, откуда ей это известно. Все смущало его в этой женщине. Для Барбе она была ненавистным клиентом, и его не раз подмывало отказаться от нее, но он знал, что, поступив так, совершит ошибку.

Однажды он попытался предложить ей интимную связь, намекнув, что это снизит цену его услуг, но получил такой отпор, что почувствовал себя неотесанным мужланом, и никогда не простит ей своего унижения. Барбе хладнокровно поклялся, что в один прекрасный день эта поганая сука дорого заплатит ему за оскорбление.

Сейчас, когда Ноэль стояла в его конторе и с нескрываемым отвращением смотрела на него, Барбе поспешил сообщить ей то, что ему стало известно, и побыстрее избавиться от нее.

– Его эскадрилью перевели в Кертон в Линкольншире. Они летают на «харрикейнах» и...

Ноэль интересовало другое.

– Из его помолвки с адмиральской дочерью ничего не вышло, так? – перебила его она.

Барбе удивленно посмотрел на нее и пробормотал:

– Так. Она узнала о его связях с другими женщинами.

Создавалось впечатление, что Ноэль уже читала записи Барбе. Она, конечно, не видела их, но это не имело значения. Ненависть так сильно связала ее с Ларри Дугласом, что с ним не могло произойти ничего существенного, о чем бы ей не было известно. Ноэль забрала записи Барбе и ушла. Вернувшись домой, она не спеша прочитала их, подшила к «делу» Ларри и спрятала досье в такое место, где бы никто не мог его найти.

В одну из пятниц после вечернего спектакля, когда Ноэль снимала с лица грим, к ней в уборную постучали и вошел Мариус, старый и больной привратник, давно работавший в театре.

– Прошу прощения, мадемуазель Паж, какой-то господин попросил меня передать вам это.

Ноэль взглянула в зеркало и увидела, что привратник держит в руках красивую вазу с огромным букетом алых роз.

– Поставь ее на стол, Мариус, – попросила она и стала смотреть, как старик осторожно выполняет ее поручение.