Оборотная сторона правды (ЛП)

— Да. Я имею в виду, тут больше нужно запоминание. — Я улыбнулась, вспомнив экзамен, в который я неделю назад ушла с головой. — Но между фактами и датами… есть жизнь. Я чувствую, что история на самом деле сборник решений, поступков, которые люди совершили… по незнанию. Все они боялись чего-то или надеялись. Мне нравится человеческий фактор в истории. Удивительно, как один человек может изменить мир, даже если не ведает, что творит.

Все трое уставились на меня, и до меня дошло, что это единственное, что я произнесла на одном дыхании с самой встречи с ними.

Гейб нарушил тишину.

— Мама тоже любит историю.

— Честно?

Мег не ответила, просто продолжая щуриться, словно бы пытаясь припомнить, где видела меня.

— Да, она была перфессором истории.

— Профессором, — поправила его Грейс.

— В колледже.

— В Гарварде, — снова поправила Грейс, закатывая глаза.

Мег встала, чтобы убрать со стола и я помогла ей, наполовину ожидая, что она отошлет меня. Она этого не сделала. Мы пересеклись с ней на кухне, где она вручную мыла, я вытирала посуду, а близнецы начисто вытирали стол. Подключиться к ним было здорово. Это было… нормально.

— Я думаю, что где-то читала, что ты круглая отличница? — спросила Мег.

Я не поняла, что она имела в виду, пока не вспомнила. Статья в Нью-Йорк Таймс.

— Я хорошистка, — призналась я.

— И две пятерки за прошлый семестр. — Она вытерла руки и повернулась ко мне лицом.

— Три, — сказала я.

— Хорошо.

Она улыбнулась. В этот момент она так была похожа на мою маму, что мне пришлось притворяться, что на столешнице есть пятно и оттирать его бумажным полотенцем, пока глаза не просохли.

Глава 5

Проснулась я под визг свистка.

— Проснись и пой!

Я моргнула и обнаружила эльфийку, разглядывающую меня с краешка матраца. С порога донеслось жуткое хихиканье, но к тому времени как я села, голова Гейба уже исчезла за углом.

Грейси повалилась на одеяло, скрестив ноги.

— Мама ушла в магазин, но она сказала нам помочь тебе аккоматизироваться. — Она соскочила с кровати. — Пойдем.

— Куда мы идем? — спросила я, протирая глаза, когда Грейс за локоть потащила меня в коридор.

— На первый этаж, — пробормотал Гейб, выбегая из-за угла.

Грейс начала экскурсию, только мы спустились в вестибюль.

— Это кладовка, где у нас хранится закуска и тому подобное… здесь папа работает…это столовая, но мама сказала, что можно подвинуть стол, чтобы поставить пианино, когда я научусь играть, поэтому она будет столовой и музыкальным залом одновременно.

Я уже представила пианино в солнечном углу у окна.

— Ты берешь уроки?

— Нет, сейчас я занимаюсь балетом, но я очень неуклюжая. Вроде как самая худшая в классе. — Не похоже, что она особо расстраивается по этому поводу.

— Из меня тоже танцор никудышный, — призналась я. Она схватила меня за плечо.

— Наверное, это семейное!

— Быть может. — Я улыбнулась Гейбу. — А ты хороший танцор?

Его глаза распахнулись, но прежде чем он успел ответить, Грейс сказала: — Он тоже плох. Но он очень хорошо рисует.

— О. — На долю секунды я поймала его взгляд. — Что рисуешь?

И снова ответила Грейс.

— Растения, птицы и всякое такое. Получаются как живые.

Гейб что-то тихо пробурчал, чего я не расслышала, поэтому я наклонилась, и он повторил.

— Моя любимая работа — синяя сойка.

А затем, видимо от огорчения, он метнулся в коридор и оттуда на улицу.

Грейс невозмутимо затащила меня в игровую комнату — показать мне эскизы, раскиданные по столу. Они и вправду были прекрасны, даже просто обведенные черным. Я сумела отличить голубя от кардинала. Когда экскурсия наконец-то добралась до заднего двора, я решила похвалить Гейба, но он спрятался за дубом, погруженный в эскиз белки, взгромоздившейся на верхушку. У меня возникло такое чувство, что прерви я этот момент, вокруг меня порушится вся картина: деревья, небо, семья, да всё.

Затаив дыхание, я отступила в сторонку.

• • •

Обычно Куперы каждое лето отправлялись в двухнедельные поездки к виноградникам Марты, но в этом году вынуждены были пропустить, потому что, как выразилась Грейси, «Папочка должен встретиться с большим количеством людей и сообщить им, что баллотируется в президенты».

Это заявление сорвалось с уст Грейси таким же образом, каким другие рассказывают о своих родителях — мама дантист ковыряется в зубах или отец-бухгалтер подсчитал налоги.

— Она естественна, — сказала мне за обедом в пятницу Мег, наблюдая, как Гейб и Грейси бултыхались в только что отделанном плиткой бассейне. — Закатила бы возвышенные речи, позволь я ей.

— И Гейб? — спросила я.

— Нет. — Она вздрогнула. — Габриэль ненавидит камеры. И толпы. Бедный ребенок. Я позволила ему оставаться дома столько, сколько можно, но кампания это бой. Им нужно выставить близнецов вперед.

Это «они» поразило меня. Они — команда, помощники. Не «мы хотим» или «Марк хочет», а «они хотят». Я уже не в первый раз заметила, что Мег так называет кампанию. Всегда кисло, словно говорит о нашествии муравьев.

— Я не позволю им здесь обретаться, — ответила она, когда я похвалила чистоту в доме. — Это свободная от кампании зона.