Оборотная сторона правды (ЛП)

Я закатила глаза. Если они беспокоились, что мама левая активистка, то я могу посоветовать им не заморачиваться и не искать проблемы там, где их нет. Несмотря на мою убежденность в важности голосования, мама была самым аполитичным лицом, какого я знала. Многие годы ее подруга Марта пыталась позвать ее на дебаты или всколыхнуть ее либеральную натуру, но мама только улыбалась и отвечала «Я все вижу». Мне стало интересно, что мама подумала бы, увидь она меня здесь, в штабе в разгар политической кампании, и как я запоминаю правила поведения со СМИ. А потом попыталась представить ее чуточку старше меня, работающую на кампанию. Его кампанию.

Это было странновато. Я месяцами вбивала себе мысль, что мама в ужасе от политики, а сейчас она не приходила мне в голову. Чем сильнее я старалась, тем сильнее она казалась размытой.

Как и сенатор. После обеда я услышала его голос в коридоре, но он исчез, я и встать с кресла не успела. Выглянув из окна, я увидела, как он садится в машину к ожидающему Джеймсу и уезжает.

Из-за плеча выглянула Либби.

— Всю неделю у него совещания со спонсорами и бла-бла-бла. — Она перешла на легкомысленный шепот. — За закрытыми дверями.

Непубличные совещания. Ему не до нашей пресс-конференции. Семейной пресс-конференции. Вот и «Здравствуйте, встречайте мое славное чадо!»

Через четыре дня.

Парализующая мысль. Я решила притвориться, что все происходит не по-настоящему — что длинный ряд досок стоит ради девчонки, предположительно Кейт Квинн, блистающей лучшими качествами, а несовершенств у нее нет. Луи был прав наполовину. Все-таки я коряга. А вот Кейт с доски — нет.

— Кейт выдающийся ребенок, — сказал в свой мобильник усач Чак, проходя через мою каморку без прежнего блеска в глазах. — Сообразительная, крепкая, вот увидите.

Да-а, Кейт с доски была крепкой, отличницей, волонтером и грустной сироткой. Ни одно утверждение не верно. Но все же… я была без понятия, кем себя вижу. Но точно не такой. Если бы я попросила Пенни описать меня, она бы сказала «У нее странная одержимость песнями о волках, и если бы проходили соревнования по хождению вокруг да около, она бы как минимум выиграла региональные». Ну или на худой конец «Она преданная. Заботится о других. Когда нам было десять, спасла бельчонка с грейдера».

Но моего ограниченного представления о политике было достаточно, чтобы понять: вся эта информация пропорциональна процентам голосов. Они не хотят слушать о моих странностях. Они хотят, чтобы я была похожей на них.

И не могла не задать себе вопрос: а чувствуют ли Куперы то же самое?

Глава 8

— Ужинать! — позвала из дома Мег и мой пульс подскочил. Мы с Грейси оторвались от «Монополии». Я даже замурлыкала от нетерпения. Прошлую ночь сенатор работал допоздна в своем кабинете. А сегодня он прямо передо мной восседал во главе стола без пиджака и с закатанными рукавами над загорелыми руками. Там, в Калифорнии, мы с мамой ели на подносах перед телевизором или в тишине корпели над учебниками и мамиными документами из столовой. Думаю, сегодняшний ужин похож на ужин у Пенни Диаз — они все вместе смеялись за грязноватым столом — и я надеялась на особое меню, но признавала, что я часть семьи Куперов лишь на лето.

• • •

Но только перед нами очутились тарелки, сенатор достал из портфеля распечатку и сосредоточенно нахмурился, держа в руке куцый карандаш.

— Папочка, — позвала Грейси. — Это твоя речь? Я могу послушать?

— Дай папе поработать, — Мег так подвинула свой стул, что он столкнулся с мужниным. — Итак, день сегодня был важным, да?

Я опустила вилку и зарделась.

— А что сегодня было особенного?

Моя улыбка дрогнула. Напевное произношение Мег подсказало мне, что тема для разговора не нова.

— Я нырнул глубоко-глубоко, — похвалился Гейб.

— Отлично, — ответила Мег.

— Я нырнула семь раз, — отозвалась Грейси. — И сделала сальто в воде.

Я откусила брюссельской капусты, все меньше и меньше понимая, о чем они толкуют. Смотрела на них и ждала — взгляда, кивка, вопроса. Ничего. Когда тарелки опустели, семейная трапеза завершилась. Никто ничего не сказал ни мне, ни обо мне.

Ложась спать, я сказала себе, что Куперам комфортно вернуться к рутинной жизни, обойдя меня сторонкой. Разве это не хорошо? Что они не видят во мне чужака, которого необходимо развлекать? Но ощущение, что я в столовой призрак, укоренилось так глубоко, что в два часа ночи я встала и плеснула в лицо воды — убедиться в возможности чувствовать.

• • •

Во вторник, когда оставалось два дня и двадцать часов до пресс-конференции, в мой кабинет просунул голову Эллиот, покосился на стопку подшивок и унесся прочь, покрикивая на Нэнси.

В коридоре они занялись чем-то похожим на массированную атаку с метанием взглядов-кинжалов и шепотом-свистом кнута.

— Избавься от этого дерьма, — велел Эллиот. — Она не будет высказывать мнения. Она вообще говорить не будет.

— Ей следует подготовиться. Они будут нападать из каждого угла.

— Твоя работа заключается в том, чтобы этого не произошло.