Оборотни

О матери я помню немного. Она, по большей части, находилась в тени отца. Это был мужчина большого роста, всегда державшийся прямо, широкоплечий. И строгий. Он был набожный, высоконравственный, и я должен благодарить его за то, что воспитан правильно. Я всегда избегал того, что порочно и безнравственно. Он не раз наставлял меня. Произнося слова своим низким голосом и тыча указательным пальцем мне в сердце, он, исходя из собственного житейского опыта, рассказывал, как ему в жизни приходилось поступать и (что существеннее) чего он избегал. Я смотрел на него снизу вверх, пораженный его знаниями, добротой, его силой, и я всегда старался прожить жизнь, которой он бы гордился. И думаю, мне удалось бы это, если бы не недуг. Я никак не могу допустить, что и отец, наверное, носил в крови ту же болезнь, что этот добродетельный и строгий человек передал проклятие своему сыну, сам того не ведая. Вот еще одно доказательство того, что это не моя вина, что даже такой замечательный человек, как мой отец, ничего не знал о том, что и он мог быть поражен этой болезнью.

Сколько помню, только один раз мой отец был несправедлив и непоследователен. Только один раз он рассердился на меня. Это случилось, когда я был вынужден убить соседскую собаку, и я так и не смог понять, почему до моего отца не дошло, что я действовал лишь в рамках необходимости.

Собака принадлежала моему врагу, мальчишке, который постоянно изводил меня. Имени его я не помню. Он был так ничтожен, что едва ли стоил того, чтобы я его запоминал. А вот его собаку я помню хорошо. Это был большой и злобный зверь, дворняга с примесью восточноевропейской овчарки. Она частенько сопровождала моего обидчика, и к издевкам своего хозяина добавлялось мерзкое рычание. Пока мальчишка изощрялся в издевках, собака смотрела на меня своими желтыми глазами, высунув язык и дергая мордой, точно действия хозяина доставляли ей большое удовольствие. В такие минуты я не обращал на собаку никакого внимания. Я игнорировал и ее, и хозяина, но если выбирать из них двоих, то собаку, пожалуй, я ненавидел больше. Я знаю, что это заблуждение — верить в то, будто собака лучший друг человека. Это глупое утверждение, принадлежащее сентиментальным и невежественным людям, которых эти звери обманывают. А эта собака была особенно мерзкой тварью, со шкурой в грязных пятнах и с желтыми зубами. Она никогда не нападала на меня, но было видно, что ей бы этого хотелось.

Однажды вечером я возвращался домой из города. Было уже довольно поздно. Наш дом находился в нескольких милях от города. Уж и не помню, что меня задержало в городе до такого позднего часа, но, когда я направился домой, начало темнеть. Должно быть, светила луна, потому что и в темноте все было отлично видно. Мне нужно было пройти мимо дома соседа, поскольку мы жили на одной улице. Делать этого мне, естественно, не хотелось, но, чтобы миновать злополучный дом, мне пришлось бы свернуть и пройти по дорожке лесом, а я не видел причины, чтобы рисковать понапрасну.

Так вот, иду я мимо их дома, никого не трогаю, как вдруг появляется мой враг. Как обычно, он принялся швырять в меня камнями, но я, не обращая на него внимания, шел дальше. Один камень попал мне в спину, боль пронзила меня. Я знал, что на этом месте будет кровоподтек. Я прошел еще немного, но потом, кажется, сел возле дороги. Я знаю, что думал тогда об этом мальчике, удивляясь, за что он меня так ненавидит, и спустя какое-то время и я начал ненавидеть его. Никогда прежде я не чувствовал ничего подобного по отношению к нему, и, должно быть, все его нападки и швыряние камнями в конце концов и вызвали во мне эту ненависть. И чем больше я сидел, тем больше его ненавидел. Я припомнил все, что он сделал со мной. Вспомнил тот первый раз, когда он разбил мне бровь, и я ощутил на губах собственную кровь. Каким-то образом вкус этой крови сейчас я ощутил гораздо сильнее, чем тогда, когда это случилось. Я знал, что он будет мучить меня всегда, если я не положу этому конец, и я поднялся, направляясь к его дому.

Мой враг стоял во дворе, возле сарая. Увидев меня, он поднял камень и начал издевательски что-то выкрикивать, называя меня непотребными кличками. Оттого что он использует эти грязные слова, я вышел из себя и впервые понял, насколько он дурной. Я не понимал, почему должен был терпеть его раньше, как я мог позволить такому скверному мальчишке досаждать мне. Мне захотелось наказать его за мучения, но еще сильнее мне захотелось наказать его за то, что он такой отвратительный человек, сквернослов и садист. Надо было преподать ему урок.