Здесь, в городе, тоже бродит сорочий царь, крадущий чужие жизни. За последние две недели от бритвы Цирюльника погибли еще три девушки, почти подростки, но следователи, похоже, занимались только тем, что отбивались от растущей толпы безутешных родственников покойных. Эх, мужчины, мужчины… Сильный пол, называется. Сегодня на охоту вышла кошка со стальным коготком. Цып-цып-цып, иди сюда, сорочий царь…
«Мрр!» – поддакнула пантера. Вот именно, кошка сама себе указ. И если на кошку не обращают внимания, она сама найдет развлечение по вкусу.
Науми шла и спиной чуяла: кто-то крадется следом.
Л’лэрд Шантэль проставил вензеля над литерой «т», подчеркнул «ш» в последнем абзаце (вдруг кто из будущих читателей споткнется о скоропись?) и поставил перо в чернильницу, когда на стол нахально запрыгнул черный кот. Симеон оказался не только прожорливым да любопытным, но и грамотным.
– «Сложжность обучения заключается в том, шшто дети-губки впитывают инффырмацию не только от воспитателя, но и из постоянного круга общщения, зачастую бессполезную и даже имеющщую отрицательный окрас…» Мяк! – Л’лэрд захлопнул мемуары, и невоспитанный домовой, не успев дематериализоваться, затряс отбитыми лапами.
Увы, сложность была еще и в том, что ученица не только впитывала информацию от наставника, но и с радостью делилась собственной, и не далее как в воскресенье это привело к плачевным для репутации результатам. Его архисвятейшество прибыл во дворец с визитом и добился срочной аудиенции. Верховный Жрец просил удвоить финансирование, дабы ускорить строительство нового храма и приурочить его освящение к празднику Нового года. Император дал добро, рассудив, что в смутные времена это послужит отличным стимулом для объединения горожан под сводами земной обители Триединого. Шантэль был с ним согласен. Все бы хорошо, да л’лэрд, забывшись, с кем разговаривает, назвал Церковь «клюквой». Господин Лаврентий так посмотрел, будто перед ним стоял не советник короля Саридэла и по совместительству временный капитан личной охраны императора Неверрийского, а паскудный хитник, пойманный за руку на краже ящичка с пожертвованиями из этой самой «клюквы».
Низкий поклон за науку милой барышне и ее братцу!
– Симеон, найдите кого-нибудь по возрасту, чтобы докучать.
– Хозяйка ушшла.
Шантэль возвел очи горе.
– Дважды в неделю л’лэарди Алесса посещает некую Мину Шурскую, проживающую на Втором Лепестке, особняк пятнадцать, где в течение двух часов занимается горской борьбой с господином Гертом Шурским. Не вижу поводов для беспокойства.
– Тогда зачем она взяла с собой съерт?
Пришла. Пришла-пришла-пришла! Сама. Тот, кого прозвали Цирюльником, мог назначить встречу первым, но терпеливо ждал слова девушки, сладко пахнущей зелеными яблоками и мелиссой. Долго решалась, тщательно готовилась к тому, чтобы поразить его в самое сердце… О, как это двусмысленно и оттого трогательно! Вызов и ответ одновременно, согревающий, волнующий кровь, дарящий душе забытый в юности трепет. Она умеет быть верной. Она умеет быть сильной. Она умеет воплощать мечты в быль. Сильная кровь, кипучее сердце. От ненависти до любви только шаг, и шаг этот будет сделан. Да, они станцуют, а после он обнажит пред ней тайны жизни и небытия, раскроет суть четырех стихий, низвергнет в земные недра и вознесет в глубины космоса, и тогда она сама увидит, на что способна смертная под покровительством Бога.
Идея убить Цирюльника созрела давно. Собственно, ради нее Алесса отбивала о Герта руки и ноги, вместо того чтобы заниматься во дворце мелким вредительством, на которое, к слову, папенька реагировал спокойно. Увы-увы, на пинки да тычки Его Величество оказался скуп, и пакостничество не доставляло должного удовольствия. Но уж коли папенька с маменькой не хотят играть по правилам, пусть принимают дочку, какая есть. А есть взрослая самостоятельная науми, которой до зубовного скрежета надоело слышать и читать о кровавых «подвигах» убийцы женщин. Хватит!
Алесса с Перепелкой плутали по кварталу меж темных, скованных льдом изб, полуразвалившихся сараев да мусорных курганов, брезгливо прикрытых Ледяной Девой. Навстречу никто не попадался, зато преследователь упорно держался на кончике хвоста. Хруп-хруп, поскрипывало под осторожными шагами. Жертва знай себе шлепала, болтая с лошадью о бабьей ерунде. Чтобы создать впечатление полной идиотки, Алесса подпрыгнула и, сорвав сосульку, жадно в нее вгрызлась. Буэ… Как Вилль их ест?! Науми задрала голову: над карнизом, под которым рос целый частокол сосулек, выстуживалась гирлянда шерстяных носков, и, судя по валившему пару и частой капели, постираны они были только что. Огрызок вывалился из слабеющей руки. Им даже Перепелка побрезговала.